Глава 2

Гарри открыл глаза и чихнул, яростно заморгал и опять чихнул, не в силах понять, откуда в его чулане столько пыли.

– Будь здоров, – сказал мужской голос. – А лучше дыши пореже. И не делай резких движений. Здесь воздух – и тот, кажется, пыльный.

Гарри вспомнил последние события, вскочил, подняв облачко пыли, лихорадочно заозирался и закашлялся.

– Ну вот, – расстроился давешний мужчина, входя в комнату, – я же говорил.

Мужчина собрал свои волосы в хвост, побрился, да и одеяло, в которое он теперь завернулся, выглядело не в пример лучше тех лохмотьев, в которых Гарри видел его в прошлый раз... В общем, теперь было хотя бы сразу понятно, что это – человек.

У Гарри в голове вертелось слишком много вопросов – начиная от: «Кто вы такой и что вам от меня надо?» и заканчивая почти истеричным: «Каким образом мы сюда попали?!» – так что он не мог определить, какой вопрос задать первым, и молчал, потихоньку осматривая комнату.

Комната была большая, и в ней было действительно много пыли. Пыль была везде: на двух подоконниках, на люстре, на полу, на шкафах. Более-менее прилично выглядела только кровать, на которой сидел Гарри – по крайней мере, она не была серой.

– Сэр, вы живёте тут? – непонятно зачем и к чему ляпнул Гарри, и тут же пожалел: Дурсли не любили, когда он заговаривал первым, тем более, сейчас он сказал явную глупость.

– Пока да, – ответил мужчина, как можно более осторожно опускаясь на край кровати рядом с Гарри. Не было похоже, чтобы он так уж рассердился.
– Я Сириус, Сириус Блэк, – продолжил он таким тоном, будто это всё объясняло.

– А я Гарри, – сказал Гарри растерянно, просто, чтобы что-то ответить, – Гарри Поттер.

– Я знаю, – отозвался Блэк. – А ты ничего и не слышал обо мне, да?

Гарри помотал головой, про себя удивляясь, откуда этому Блэку о нём известно.

– Нет, сэр.

Теперь настала очередь Сириуса качать головой:

– Я для тебя не сэр, а Сириус.

– Извините, – поспешно сказал Гарри.

– На «ты». Перейдёшь потом на «ты». Когда сам захочешь.

Они помолчали. Сириус отрешённо смотрел куда-то поверх головы Гарри, машинально накручивая на палец длинную прядь волос из хвоста.

Снаружи – Джеймс и точка. Глаза – нет, глаза – Лили, ясно, а в остальном – Джеймс. Вылитый. Только Джеймс так испуганно не смотрел и в подушку при каждом резком движении не вжимался.

Сириус усмехнулся.

Да попробовал бы кто-нибудь хоть куда-нибудь доставить Джеймса против его желания! Он сопротивлялся бы до последнего, орал бы как проклятый, ругался бы последними словами, а этот – глазами стреляет настороженно из-под чёлки и всё. Чуть что – извиняется. Вопросов даже не задаёт.

А у Гарри уже не осталось сил удивляться. Странностью больше, странностью меньше, какая разница. Интересно, ищут ли его Дурсли? И если да, то что обещает с ним сделать дядя Вернон, когда найдёт? А в чулане пицца и свитер...

Сириус, ты кретин, он не Джеймс, он вообще ещё ребёнок, понимаешь, ре-бё-нок, взялся воспитывать – давай заботься, а иначе неясно, зачем ты вообще из Азкабана сбежал! – яростно напомнил Сириус сам себе и посмотрел на крестника внимательней.

У крестника был тоскливый взгляд и острые коленки. Мерлин, подумал Сириус, худющий какой!

– Есть хочешь? Тогда жди, я сейчас.

И быстрым шагом вышел из комнаты, с силой захлопнув дверь. В воздух предсказуемо взвилось очередное облачко пыли.

Гарри встал и тихонько подошёл к занавешенному окну, осторожно приоткрыл шторы, отскочил от слетевших на него серых хлопьев. За окном была непроглядная иссиня-чёрная темнота, и как Гарри ни старался, как плотно ни прижимался к стеклу, ему не удавалось увидеть ничего больше.

Угораздило же.

А в детсве мечтал ведь, чтоб от Дурслей забрали... Ну да, а ещё раньше – хотел, чтоб Дурсли любили так же, как любили Дадли. Чтоб относились как к родному. Только эти мечты ведь давным-давно были, какая сейчас-то разница?..

Зато теперь, вдруг понял Гарри, ни один его день не будет предсказуем. Хотел перемен – вот они, сколько угодно.

Смех поднимался в Гарри волнами, клокотал внутри, и наконец Гарри расхохотался. Он смеялся долго, всхлипывал, трясся. Ему никогда в жизни не было так смешно.

Когда смех всё-таки кончился, Гарри опять посмотрел в окно – и опять увидел только непроницаемую синь. Создавалось впечатление, будто стекло просто-напросто замазали снаружи синей краской. Хочу выйти, подумал Гарри, чувствуя, как в нём нарастает злость, хочу на улицу, хочу узнать, что там, не может же быть одна темнота, я же, в конце концов, имею право знать, где я нахожусь!

В какой-то момент злость переполнила Гарри, и он испугался, что сейчас лопнет, потому что нельзя так злиться...

В лицо Гарри дунул ветер, по носу ударила дождевая капля. Стекло исчезло.
Гарри даже не успел толком испугаться, как в комнату зашёл промокший донельзя Блэк с колбасой в руках. Не глядя на замершего у окна Гарри, Блэк отряхнулся как-то по-собачьи и положил колбасу на тумбочку у кровати. Вздрогнул от порыва не по-летнему холодного ветра.

– Мне казалось, здесь было теплее...

Быстрым шагом подошёл к окну, усмехнулся. Спросил:

– Это ты сделал?

– Да, я, но я не специально, честно, я правда не знаю, как это... – начал было оправдываться Гарри. И ведь не объяснишь, что это не он виноват, что он совсем не хотел... В воображении Гарри мелькали картины того, что сейчас будет, одна ужасней другой. Он совсем продрог, но сказать об этом не решался – Блэк наверняка скажет, что он сам виноват, и будет прав.

– Давай в постель. Быстро! – чуть повысил голос Сириус. Несчастный Гарри послушно улёгся на кровати, лихорадочно гадая, что будет дальше.

Сириус почти выбежал из комнаты, и быстро вернулся, неся в руках пыльное толстое одеяло. Накрыл им Гарри.

Не хватало ещё в первый же день позволить крестнику простудиться. Чёрт-чёрт-чёрт.

Описав круг вокруг кровати, Сириус неуклюже попытался подоткнуть Гарри одеяло:

– Так нормально?

– Н-н-н-нормально, – выдавил из себя поражённый Гарри.

– «Н-н-н-н»! – передразнил Сириус. – Вот и не вылезай больше оттуда.

Как теперь чинить это клятое окно? Волшебник, чистокровка. Блэк. А без палочки не может ни-че-го. Ну ладно, крестнику тепло, а дальше – разберёмся. Завтра.

Да до завтра он сам тут простудится. И придётся Гарри подавать ему носовые платки из одеял и кипяток, потому что больше у них ничего нет, и, если Сириус вздумает заболеть, не будет.

Выругавшись про себя, Сириус заметался по дому в поисках чего-нибудь плоского и деревянного. Кое-как отломал дверцу у одного из многочисленных шкафов – повезло, дверь и так держалась Мерлин знает на чём, – всунул её в пустую оконную раму. Деревяшка встала так плотно, будто торчала там всю жизнь и именно для этого была предназначена.
Должно же хоть в чём-то повезти, подумал Сириус, хоть в чём-то, да.

Эй, Сириус, куда ты бежишь, стой, стой, всё, что можно, уже сделано, остановись. Можно перестать суетиться, глубоко вдохнуть и плюхнуться на кровать рядом с крестником.

Нет, рано расслабился. Ребёнка кормить надо. Ворованной колбасы он ещё не ел, это точно.

– Возьми с тумбочки колбасу и съешь сколько захочешь. Прости, но пока так – больше нет ничего.

Гарри с опаской взял колбасу и увидел на ней следы собачьих зубов - неужели Блэк отобрал её у собаки? – но, в любом случае, пахло ужасно вкусно, Блэк не то что не возражал, а почти приказал – так что Гарри начал жадно есть.

Вскоре остановился, протянул остаток Блэку.

– Ты издеваешься? Ешь давай, я не возьму.

– Но я не хочу больше...

– Ешь.

Ишь ты, ведь голодный небось, а выпендриваться вздумал. Не рассказывать же, как чудно по ночам крысы с мышами ловятся...

Виноватый взгляд зелёных глаз. Тихо ест, не чавкает, старается не запачкать одеяло...

Стоп, а почему виноватый-то?

– Ты чего несчастный такой?

Молчит, будто Силенсио наложили. Не понять.

– Я тебя спросил, нет?

Не напугать бы.

– Я знаю, что я ненормальный и делаю ненормальные вещи, но янеспециальночестно!

Словно плотину прорвало. Что у него, истерика?

– Я правда не хочу, я никогда не хочу, оно само, я не знаю, что это, но я никогда не хочу ничего плохого!

И как теперь это чудо природы успокаивать прикажете? Обычная ведь стихийная магия, чего он дёргается-то...

– Успокойся.

– Я правда не хотел ничего плохого, но я не знаю, отчего это, я не...

– Успокойся!

Ура, носом шмыгнул, замолчал. В глаза не смотрит – боится? Мерлин, с чего вдруг? Мягче надо и спокойнее, тоже мне, почётный запугиватель детишек...

– Обычная же стихийная магия, что такого?

Весь этот вечер казался Гарри бредом, но сейчас наступил такой момент, в который обычно просыпаются. Какая магия? Да ещё стихийная... Ну почему, если человек хорошо к нему относится, то непременно оказывается сумасшедшим? Это же нечестно, в конце концов! И, главное, что теперь делать? Во-первых, он лежит под его одеялом и ест его еду, нельзя же взять и сказать: «Сэр, простите, но вы сумасшедший». Во-вторых, вдруг он рассердится и начнёт буянить – мало ли?.. Повезло ведь.

– Сэр, простите, но я не понимаю, о чём вы.

Сириус сумрачно наблюдал, как крестник потихоньку отодвигается на другой край кровати. Да что такое-то?

Погодите, как это – не понимает? То есть? Это же не может значить, что...

– Ты квиддич любишь?

– Простите, я не...

– Хочешь ловцом стать, наверное?

– Я не понимаю, о чём вы говорите!

В голосе отчаяние. Ну нет, не стал бы этот мальчик так глупо шутить.

– Значит, о волшебстве ты ничего не знаешь? – уточнить в последний раз.

– О чём?

Ну всё. Спокойно, Сириус, спокойно, не он же виноват.

Сириус вскочил с кровати, закружил по комнате, бормоча всё громче и громче:

– Сын Джеймса Поттера не знает о волшебстве, сын Джеймса Поттера не знает о волшебстве, сын Джеймса Поттера не знает о волшебстве!

Потом схватил стул и кинул в стену с такой силой, что он разлетелся на части.

Судорожно вдохнул, подержал воздух в себе. Несколько раз вдохнул и выдохнул медленней. Покосился на Гарри.

Тот чуть ли не дрожал. Бедняга, да что он теперь о Сириусе должен думать? Чёрт, он ведь, выходит, и о портключах понятия не имеет! Ну молодец, Сириус, как надо начал с крестником знакомиться, так держать.

– Значит, смотри, – подойти медленно, говорить тихо, - волшебство существует, это раз.

Превратиться в пса. Дать себя потрогать. Лизнуть узкую запачканную ладонь.

Превратиться в человека. Улыбнуться. Да не криво, а во весь рот – не умеешь, что ли? Сделаться серьёзным.

– И если бы его даже не существовало, признавая себя ненормальным, ты признаёшь ненормальным и своего отца, а он был моим другом, и я не потерплю, чтоб его оскорбляли, это два, – логика хромает, но должно подействовать. А долгий разговор пусть будет завтра, потому что иначе они не уснут до утра. Странно, да – бояться разговора с мальчишкой – но тем не менее. Гарри пока и так есть что обдумать.

– Об остальном поговорим утром, это три.

Гарри заворочался, хотел было что-то спросить, но Сириус успел первым:

– Спи давай. Всё завтра. Ты устал, я тоже. Спокойной ночи.

Гасить или задувать было нечего. Гарри не ответил, только плотней завернулся в одеяло и отвернулся.

Сириус проснулся среди ночи и удивился тишине. Уснуть не получалось. Почти сразу вспомнились все сегодняшние промахи, и стал понятен ещё один. Дурак, вырубился на одной кровати с крестником – мало ему потрясений? Приснился бы тебе кошмар, и проснулся бы Гарри от твоих воплей.

А потом на Сириуса накатило. Такое уже было, но всего один раз.

Сириусу вдруг стало понятно, как всё вокруг глупо. Гарри, идиот мелкий, – лишние хлопоты: успокаивай, рассказывай, корми... И он сам, неведомо что пытающийся изменить... Глупо. И волноваться – глупо. И что-либо пытаться изменить - глупо тоже. А, главное, не нужно. Ничто не имеет такого значения, чтобы нужно было производить какие-то действия. Зачем напрягаться, если всё равно всё рано или поздно закончится? Ерунда, какая это всё ерунда... Как всё глупо. Незачем, вот именно, не-за-чем...
В прошлый раз Сириус про себя окрестил такой наплыв равнодушия синдромом поцелуя дементора, потому что и впрямь чем-то это было похоже – внутри вдруг обнаруживалась незаполнимая пустота...

Тогда Сириус был в облике пса, и его чуть не переехала машина. Крики выскочившего из кабины водителя, едва не угробившего себя и семью из-за застывшей на дороге псины, помогли ему в тот раз. В этот вокруг была тишина. Полная. Только Гарри дышал рядом.

– А не-е-ет, Бродяга, обломись, надо жить, – подумала та часть Сириуса, которой было ещё не совсем всё равно, – надо жить, и думать, и обдумывать, и сосредотачиваться, и чувствовать, и мне плевать, что там тебе нашептали дементоры, идиот! Ты должен выдержать, ты должен не-сломаться, остаться хоть жалким подобием себя – ради этого сопящего под боком малолетнего придурка.

И пустота внутри пропала, сменившись каким-то теплом, и Сириус почти сразу же заснул.

Глава 4

В их комнату они пришли молча.

Позавтракали тоже в полном молчании. Ел Гарри, от его попыток поделиться Сириус отмахнулся неразборчивым «Ешь сам».

Сириус был занят. Он думал, что было бы, если бы заколдованного ящика в его доме не было.

Сириус смутно помнил, что, преодолевая последние оставшиеся до Суррея мили в кузове грузовика с молоком, он планировал «купить палочку в Косом переулке, а дальше – как пойдёт».

Сейчас, когда боль не мешала думать, Сириус не мог понять, каким образом он надеялся не быть пойманным только появившись в Дырявом Котле. То есть, сейчас-то есть Оборотка. А если бы не было?.. Чёртова боль.
Нужно было выбираться в Косой переулок. У них не было даже еды – не считать же остатки батончика?.. А Гарри и так худой, чтобы ему ещё остаться без обеда и без ужина? Нет уж.

Тряхнув головой, Сириус принялся мысленно проверять, всё ли готово для вылазки.

Летучий порох был, помнится, в ведёрке у камина в одной из комнат.

Волосы какого-то маггла добыты ещё вчера, лежат в ящике комода их комнаты.

Оборотное зелье – в ящике.

Ключ от банковской ячейки лежит в кармане.

Можно надевать свитер, опускать в зелье волос, делать глоток, прятать флакон в карман и отправляться.

А, да, ещё Феликс Фецилис не забыть.

Стоп. Гарри. Не предупреждён и вообще не в курсе. Нельзя его так оставлять. Особенно если учесть, что он вчера учудил – всего минут за двадцать сидения в запертом доме. Да и просто – нельзя.

– Я сейчас.

Да-да-да, подумал Сириус, направляясь в свою любимую угловую комнату, они должны быть там.

Углов в комнате было не четыре, а шесть, и окна были просто огромными.
И именно в этой комнате, в неизменном комоде, Сириус хранил одну из самых ценных вещей, что у него когда-либо были – сквозные зеркала.
Проигнорировав внезапно дрогнувшие руки и вовсе сейчас неуместные мысли вроде: «Не будь я таким дураком, было бы одно из них сейчас у Джеймса» Сириус достал из ящика зеркала и вернулся к Гарри.

Тот давно покончил с сэндвичем и теперь сидел на кровати. Ногами, как делал бы на его месте почти всякий нормальный мальчишка, не болтал и вообще почти не двигался, смотрел в одну точку таким отрешённым взглядом, что Сириусу захотелось хорошенько потрясти крестника.
Сириус замер, оглушённый пониманием: не крестника теперь, а – сына.

Гарри по-прежнему не представлял, что делать дальше. Хуже того – он не знал даже, что ему думать. Слишком многое произошло за последние два дня, слишком многое нужно было осмыслить.

Но всё предыдущее – вроде существования волшебства – показалось Гарри ерундой, когда Блэк сначала сказал, что будет его отцом, а потом – не оттолкнул.
Получается, вот этот человек, который умеет превращаться в собаку и ничего не ест, теперь его отец?

Гарри всегда было интересно, каково это, когда ты – не один. Когда Гарри был младше, он иногда представлял, как это, когда есть по-настоящему родной человек.

Это было что-то вроде сказок, которые он рассказывал сам себе, ворочаясь на кровати в своём чулане.
Только это было в детстве, и теперь Гарри не помнил почти ничего из тех мыслей.

Гарри попытался сосредоточиться.

Блэк за него волнуется, это точно. Иначе не было бы одеяла, колбасы, выхваченной из рук тряпки, сэндвича...
Ещё Блэк даже не накричал на него, когда он заставил исчезнуть стекло. И разрешил свободно ходить по дому и делать всё, что угодно. Правда, у Блэка не было ни компъютера, ни телевизора, но даже если бы в доме у Дурслей было бы также пусто и пыльно, разве позволили бы они ему делать всё, что захочется?
Гарри усмехнулся: конечно, нет.
А ещё Блэк не сердился, когда он задавал вопросы.

Вообще-то, – сердито сказал себе Гарри, – ты должен быть уже благодарен за всё это – куда уж больше?

Но тут было другое: Гарри хотел раз и навсегда решить, можно доверять Блэку или нет, можно ли и впрямь считать отцом.

Эту выходку с объятием Гарри и затеял с единственной целью проверить, но понятнее ничего не стало.

Мысли Гарри путались, он понимал, что думает об одном и том же вот уже который раз, но перестать не мог.

Неужели у него и правда теперь есть отец? А как живут мальчики, у которых есть отцы?..
Гарри вспомнил Дадли, потом нескольких его дружков и понял, что так вести себя он точно не будет.

А как тогда – нужно? Что вообще можно и чего нельзя? Неужели опять спрашивать?..

Гарри так задумался, что заметил Блэка только тогда, когда он подошёл совсем близко и уселся рядом.

– О чём думаешь?

Ох, если он сейчас тут скажет всё, о чём думал, то неизвестно вообще, что Блэк сделает. Гарри помолчал недолго, подумал, что говорит глупость и честно признался:

– Вы знаете, я ничего не понимаю.

– Ну и не надо. Потом поймётся само.

Сириус брякнул первое, что пришло в голову. Он примерно представлял, что сейчас творится в голове у Гарри, и вовсе не хотел, чтоб... сын так изводил себя раздумьями.
И потому вдохновенно продолжил нести успокоительную чушь:

– Правда, не нужно. Всё хорошо на самом деле.

Гарри кивнул.

Мерлин, подумал Сириус, как же я его наедине с самим собой на несколько часов оставлю?

– Слушай, я уйду сейчас, мне нужно. Деньги там свои взять, волшебную
палочку купить и прочее. Но я буду на связи. Смотри.

Сириус сунул Гарри в руку одно зеркало, в другое посмотрел и чётко произнёс:

– Гарри Поттер.

И Гарри чуть не разжал пальцы от изумления, потому что в его зеркале появилось лицо Сириуса, а в зеркале Сириуса – его, Гарри!

– Вот так будем разговаривать.

«Вот так будем разговаривать», – повторил зеркальный Сириус, и Сириус настоящий сказал: «Всё, отбой!», и зеркала стали обычными.

– Вот. Скажешь: «Сириус Блэк!» – я появлюсь. Я ненадолго, честно.

Сириус хотел попрощаться как-то иначе, но не мог сообразить, как: никакие «пока», «до встречи» и «до свидания» к случаю явно не подходили.

Поэтому прибавил:

– Пойдём, проводишь. Заодно посмотришь, как волшебники перемещаются.

Гарри медленно пошёл за ним.

Вот так вот. Объявился и сразу уходит. Ну и что, что зеркала есть, долго ли такое разбить?
Не вернётся, точно. Не вернётся.
И зеркало Гарри прямо сейчас разобьёт. Как Блэк уйдёт, так и разобьёт.
...Можно подумать, ему сейчас так важно, как перемещаются волшебники.

Встав перед камином, Блэк вдруг обернулся, нагнулся, взял Гарри за плечи, посмотрел в глаза:

– Я вернусь скоро, ясно? И тогда у меня будет волшебная палочка, и заживём по-человечески. Я тебе такие вещи покажу!
Глупостей не делай. Связывайся, когда захочешь.

Сириуса уже охватило пламя, когда он крикнул:

– На улицу не выходи!

Блэк ушёл через камин – Гарри сначала испугался, что он сгорит.
Последним словам Блэка Гарри не поверил, потому что очень хотелось.
Хотелось думать, что Блэк вернётся с дурацкой этой волшебной палочкой, и что-нибудь да будет дальше.
Но это было бы слишком хорошо.

То, что у него появился отец – это было так прекрасно, что не могло быть правдой. А вот то, что отец тут же его бросит – это да, это вписывалось в представления Гарри о реальности, это вполне могло случиться.

Зеркало Гарри разбивать не стал, а просто бросил его на кровать.
Лёг на живот, свесил руку и стал водить пальцем по полу. Пожалел, что пыли уже не было – можно было бы нарисовать узор.

Потом пришло на ум блэковское: «На улицу не выходи». И ужасно, отчаянно захотелось открыть дверь и... Чтобы, если Блэк придёт, посмотреть, как он себя поведёт, что скажет. Чтобы проверить ещё раз.

...Уже через несколько минут после того, как Сириус очутился в Косом переулке, он понял, что поход сюда был самой худшей идеей, какая только могла прийти ему в голову.

Во-первых, здесь были люди, чересчур много людей, и Сириусу поминутно хотелось спрятаться, убежать в какой-нибудь тёмный, безлюдный угол. Но тёмных углов здесь не наблюдалось вовсе, и Сириус стискивал зубы и пролагал себе дорогу сквозь толпу.

Впрочем, через несколько минут он понял, что людей-то как раз мало – не конец ведь августа, начало, детишки к школе не готовятся ещё.

Во-вторых, в мозг прочно въелась одна-единственная мысль: как там Гарри?

И эта мысль заслонила собой всё остальное.

Олливандера, посмотревшего очень внимательно и согласившегося «подождать полчаса с оплатой».

Непередаваемое ощущение, когда стискиваешь в ладони палочку: тёплое, пульсирующее волшебство, наконец-то.

Гринготтс с этим дурацким спуском на тележке и степенным, полным сознания собственной важности гоблином. На вопрос, не заблокированы ли его счета и не выдадут ли они его, гоблин ответил примерно следующее:

– Мы не люди, мистер Блэк. Мы – народ. Волшебные, как вы выражаетесь, твари. Очень мало кто станет интересоваться нашими традициями. А наши традициии таковы: мы не вмешиваемся. Мы не блокируем счета невиновных и не выдаём их, но пытаться доказать, что невинный – невинен, мы никогда не станем тоже.

И Сириус вздохнул с облегчением, подавив порыв пожать крючковатую лапу: гоблин мог счесть это оскорблением.

Вообще-то, Сириус был более чем уверен, что гоблины не выдадут: ему как-то рассказывали одну историю. Правда, всячески при этом подчёркивали, что гоблинов с волшебниками и сравнивать нельзя – ну, разве стали бы волшебники соблюдать столь нелепую традицию?

Но Сириус запомнил всё равно.

Применять к гоблину Империо с Обливиэйтом не хотелось. Очень. Но Сириус знал, что смог и бы и стал бы, пойди что не так.

...И только в примерочной кабинке магазина мадам Малкин Сириус смог наконец вытащить из кармана зеркальце.

Произнёс:

– Гарри Поттер.

Зашептал:

– Ну что, ты как там?

И потрясённо замолчал: у Гарри на лице красовался синяк.

...Гарри закрыл за собой дверь и обомлел: дома сзади не было! Были два каких-то незнакомых, а его – нет!

Пока он стоял, не в силах оправиться от изумления, к нему подошла воинственного вида старушка и заявила, что он, может быть, и ловкий воришка, но пусть не надеется подобраться к её кошельку!..

Сразу же после этого Гарри пришлось врать миловидной молодой девушке, которая назвала его «бедным мальчиком», спросила, что он здесь делает и настойчиво пыталась затащить к себе домой «на чай», уверяя, что «родители не будут против, правда».

Гарри говорил что-то об отце, о том, что они «приехали сюда на отдых», что «он потерялся», – в общем, врал неуклюже, сам понимал это и желал, чтоб всё поскорей кончилось.

В конце концов девушка ушла, но следом за ней появился какой-то громила. Гарри подумал, что таким, наверное, станет Дадли через несколько лет.

– Элис моя девчонка, ясно?

Такого Гарри не ожидал. Вначале он не понимал, что вообще не так, потом понял и быстро сказал:

– Да, я понимаю.

– Понимает он!..

Громила хотел было уйти, потом круто развернулся, огляделся по сторонам, крикнул:

– Эй, ребята!

Из-за угла подошли двое ребят – оба темноволосые, худые. Они не были так похожи на шкафы, как первый, но они всё равно были старше Гарри – а значит, сильнее.

– Чего тебе, Дик?

Кивнув на Гарри, Дик спросил:

– Деньги есть?

Гарри понял, что нужно удирать, и, если бы места были ему знакомы, у него даже были бы шансы – в конче концов, сколько раз он оставлял с носом Дадли!

Но посёлок был ему незнаком, и какое может быть бегство, когда даже не знаешь, что за поворотом?

– У меня нет денег, – ответил Гарри, надеясь, что от него отстанут.

Но, может быть, Дику надоело разговаривать, а может, у него просто было неподходящее настроение, но так или иначе он протянул:

– Вначале я вижу этого хлюпика рядом с Элис, потом он не даёт мне денег... Ребят, проучим его, а?..

Глаза обоих загорелись предвкушением.

– Кто держит?..

Гарри метнулся в проход между двумя заборами, туда, где должен был быть его дом, но уткнулся во что-то твёрдое. Стена, дверь?!

Дик нанёс первый, пробный, не такой ещё сильный удар, угодив Гарри в челюсть.

– Пусти, пусти, – яростно зашептал Гарри, сам не зная, к кому обращается, и заколотил кулаком по стене, – пусти меня немедленно!

И дом пустил. Гарри упал в пыльную полутьму прихожей, вскочил, захлопнул дверь.

Вначале возбуждение было слишком велико, и только потом Гарри осознал, что наделал.

Он всё испортил.

Если Блэк не вернётся, Гарри теперь попросту не сможет выйти на улицу.
Если Блэк всё-таки вернётся и увидит, что Гарри нарушил единственный запрет...

Медленно перебирая ногами, Гарри пошёл в их комнату и повалился на кровать.

Даже сейчас ему нет-нет, да и думалось невольно отчаянное: «Ну, что Блэк сделает, ну, ну, ну, какой он? Что?»

Гарри не знал, сколько прошло времени до того, как в зеркале появился Блэк и громко зашептал:

– Ну что, ты как там?

Глава 6

Очень скоро Блэк выглянул в окно, увидел, что уже вечер, накормил Гарри очередным сэндвичем и сказал, что пора спать.

Гарри не стал говорить, что сейчас почти наверняка уснуть не сможет: столько всего случилось, да и не поздно ещё совсем.
И так он сегодня столько всего натворил... И вообще, какая разница, можно ведь в постели полежать и подумать.

Блэк сказал, что спать будет в другой комнате, пожелал спокойной ночи и ушёл.

И Гарри начал мучиться. Он очень, очень долго не мог уснуть, и если сначала он пытался обдумать всё, сегодня произошедшее, то потом понял, что всего этого слишком много.

Мысли уже начали путаться, но сон не приходил.
Гарри считал до ста, потом – овец, потом повторял про себя один из тех стишков, что учил в школе – ничего не помогало.
Он ложился на живот, потом на бок, потом на спину, он поджимал ноги под себя – а спать всё так же не хотелось.
Подушка нагрелась, под одеялом стало невыносимо жарко. Гарри, конечно, сбросил его, потом тихо встал, прошёлся по комнате, подошёл к окну.

На улице будто все умерли: слышно не было ничего.
Устав прижиматься ухом к деревяшке и слушать тишину, Гарри опять лёг.
Попытался сам себе спеть колыбельную, одну из тех, что когда-то пела Дадли тётя Петунья – он помнил слова наизусть.

Мелькнула дикая мысль пойти побродить по дому, которую Гарри тут же отбросил, потому что это было бы уже верхом наглости.

Гарри ещё немного поворочался и решил, что только подойдёт к выходу из комнаты.
А потом, выглядывая из дверного проёма, он подумал, что он же не разбудит Блэка, если только чуть-чуть походит тихонько и вернётся.
Зато после прогулки он, может быть, наконец заснёт.
Ведь Блэк же не запрещал ему ходить по дому...

Сириуса разбудил громкий скрип. Пока он соображал, что происходит и где он находится, раздался стук захлопнувшейся двери.
Сириус вскочил. Так скрипела и так стучала только входная дверь, и то когда дом зачем-то хотел, чтобы Сириус знал, что кто-то уходит.
Лихорадочно соображая, Сириус натянул на себя джинсы и свитер, в котором запарился до невозможности ещё вчера, схватил палочку.

Воры? Да какие к Мерлину воры, здесь охранки на десять домов хватит!
Гарри? А с чего ему уходить, да ещё не предупредив?!

...И кто его просил вчера убирать пыль заклинанием – никаких ведь теперь следов!
На крики Гарри не отозвался. В спальне его не было. И ни в одной комнате.

– Под замок посажу, глаз не спущу, когда найду, что вообще опять такое?.. И чего ему не сидится!

Ругаясь себе под нос, Сириус босиком выбежал на улицу и помчался неведомо куда.

Он бежал мимо почти одинаковых белёсых домов и не мог понять, что ему больше хочется сделать с крестником: обнять и не отпускать? Наорать?
Но сначала нужно было найти, привести домой и выяснить, что всё это вообще значило.

Неужто передумал и решил-таки к родственникам вернуться?

Удерживать не буду, решил Сириус, огибая фонарный столб, и пусть Джеймс катится куда подальше со своими дурацкими выдумками и болью заодно.

Дурацкий бег продолжался недолго. Довольно скоро Сириус резко остановился у какого-то закрытого ещё магазина.
Дурак – он дурак и есть, куда бежишь, зачем, время тратишь, когда можно в пса перекинуться?

Запах Гарри Бродяга помнил отлично.
Крестник обнаружился в каком-то переулке.

Веки Гарри были опухшими, лицо покраснело. Он, кажется, даже всхлипнул пару раз, пока Сириус в обличье Бродяги неслышно крался за ним.

Какое «наорать», тут бы успокоить смочь!

В образе собаки глубоко вдохнуть и выдохнуть, чтоб успокоиться самомму, показалось затруднительным.
Подобравшись совсем близко, Сириус перекинулся.

Схватил Гарри за плечи, развернул лицом к себе. Спросил:

– Что опять такое?

Молчит, носом старается не шмыгать. А смотрит-то, смотрит – как я бы на Питера.

– Я всё помню, сэр, и сейчас уйду.

Гарри сделал неудачную попытку вырваться.

Это что ещё такое, подумал Сириус, машинально усиливая хватку, что ты помнишь? Что помнишь, что сбежать решил ночью? И голосом деревянным говоришь? Ме-е-ерлин...

– Что помнишь-то?

Гарри не ответил.

– Знаешь, ты давай-ка расскажи.

Гарри вырвался-таки, чуть ли не крикнул – яростно, отчаянно:

– Что помню?! Всё! И как вы ночью сказали, что я мелкий урод, и как велели убираться, и как спросили, как я мог вообще подумать, что кому-то нужен – я всё помню!

Сириус ошалело потряс головой. В том, что это не сон, он был уверен – слишком уж много подробностей. А что ещё думать, Сириус не знал.
Ведь не мог же он всё это во сне наговорить, в самом-то деле? Или это был приступ лунатизма, первый в жизни?

Нет. Он поверил бы, если бы Гарри ему сказал, что он плясал джигу и бегал по всему дому, издавая боевые кличи, – да он во всё бы поверил, но не в эту чушь!

А вот Гарри, похоже, верил, и всерьёз.
Кошмар реалистичный приснился? Околдовали? Бредит?! Нет мне с ним покоя...

Сириус попытался потрогать лоб Гарри, но крестник отшатнулся и сказал, выделяя каждое слово:

– Вы могли всё это сказать сразу! И не нужно было бы вам ночью подстерегать меня в шкафу!

– В шкафу? – обалдело переспросил Сириус. Что-либо понимать он перестал уже давно, и хотел только одного: успокоить крестника. Чтоб не смотрел так.
А на Гарри было уже просто страшно смотреть.

На глазах выступили слёзы, и он, кажется, даже трясся от сдерживаемой злости.

– Да, в шкафу! В дурацком, старом, пыльном шкафу!!!

И тут Сириус наконец-то всё понял и рассмеялся, – правда, смех его тоже здорово смахивал на истерику.

Отсмеявшись, попытался заглянуть крестнику в глаза.

– Это не я был, ясно? Не веришь, да?

Первый раз в жизни Гарри захотелось ударить взрослого человека.

«Не веришь»... Да он никогда больше ничему не поверит, потому что нельзя так!

Он никогда не забудет, как Блэк на него смотрел, когда говорил: «Убирайся отсюда немедленно!» И как Блэк смеялся, как повторял – как очень смешную шутку: «Ты-ы-ы? Нужен? Мне-е-е?!» – не забудет тоже.

Это в сто раз хуже, чем всё, что делали Дурсли, потому что они не притворялись. Они сразу давали понять, как к нему относятся! И отцами себя не называли, и синяки не лечили!

И к волшебникам к этим он никогда не пойдёт, потому что вдруг заставят жить с Блэком, а тот опять будет притворяться отцом днём, а правду говорить по ночам.

Вот, сейчас ведь опять изображает, что беспокоится!

Обманщик, обманщик, ненавижу!!!

Блэка отбросило в сторону и стукнуло оземь. Вначале Гарри по привычке испугался, потом подумал: «Так и надо».
И побежал прочь, пока Блэк не оправился.

Мощная у мальчика магия...
Сириус првстал, проверил, не сломалась ли палочка, и кинулся за крестником.

Это ж надо... Нет, теперь без моего присмотра пусть куда попробует выйти!
И ведь понапридумывал же себе... Бедняга. Надо было поклясться всё-таки.
Ага, Сириус, и был бы ты для него ещё и клятвопреступником.

Их отделяло друга от друга несколько шагов, но Гарри, вместо того, чтоб бежать дальше, остановился. Посмотрел вызывающе: мол, что, подходи, давай попробуй!

Теперь не я – на Петтигрю, – подумал Сириус и ухмыльнулся, узнавая, – теперь Джеймс – на толпу слизеринцев.

– Я вас отброшу ещё и ещё, если будете меня преследовать!

– А вот так, если я не двинусь, выслушаешь?

– Ни за что!

Сириус предпринял последнюю попытку:

– Гарри, это просто привидение, которое приняло мой облик!

– Отстаньте от меня!

– Хочешь – поклянусь?

– Вы уже однажды хоте-ели!

Гарри хотел сказать это обвиняющим, почти торжествующим тоном, но только голос в конце предательски дрогнул, и получилось какое-то дурацкое блеянье.

Вот сейчас точно – Джеймс. И слушать ничего не захочет, ясно.

Уже зная, что будет дальше, Сириус всё же шагнул вперёд.
Поднимаясь с земли, спросил спокойно:

– Драться будем?

Ох, как Гарри теперь ненавидел это спокойствие, эту снисходительность к его выходкам, насквозь фальшивую...

А про себя Блэк что сейчас повторяет, интересно? «Размажу мелкого урода по стенке, и всё тут?»

Гарри распрямился. Драться со взрослым магом безумие, да, а ну и что, ну и всё равно, какая разница! И кто ещё кого размажет!

Сириус старался не улыбнуться, наблюдая, как в крестнике крепнет решимость.

Джеймс в квадрате, точно. Воин.

А потом захотел ударить себя посильнее. Гарри невесть что о нём думает, его домой надо волочь, зельем успокоительным отпаивать и объяснять всё, а он ностальгирует как ни в чём не бывало.

Рванулся было к Гарри – только бы успеть дотронуться и всё, можно аппарировать! ...На этот раз его приложило о стену.

– Наловчился, – проворчал Сириус.

Ну да, а что бы ты сам делал в такой ситуации? Да всё то же самое, только не предупреждал бы ни о чём.

И вслед за этим Сириус вдруг подумал, что в таком случае сделал бы его отец.
Ему так делать не хотелось безумно. Это было совершенно по-блэковски, омерзительно по-блэковски, этакий апофеоз блэковской системы воспитания детей.
Рвать с семьёй – и только ради того, чтобы в итоге сделать точно такую же подлость, чтоб оказалось, что ничем он от своих родственничков не отличается.

Вот только Гарри уже отошёл на приличное расстояние, а иначе его домой не вернёшь, так ведь и будет отшвыривать, на диво сильная у него стихийка.

Сириус глубоко вдохнул. Все мысли, все бунты ко-ту-под-хвост. Псу, точнее. Одному подлому, трусливому псу, который вот сейчас швырнёт заклинание в ребёнка.

– Ступефай!

Прижав к себе неподвижного крестника, Сириус аппарировал домой.

– Покажи свой шкаф.

– И не подумаю, вы...

– Покажи, а потом делай всё, что угодно, хочешь – уходи, я мешать не буду.

– Я вам не верю!

Этот диалог повторялся с вариациями вот уже четверть часа. Вначале Сириус ещё пытался рассказать Гарри, кто такие боггарты, но тот слушать не желал и пытался Сириуса игнорировать, – не получалось, взрывался всё равно.

И этот Блэк ещё смеет притворяться, будто ему жаль!..

Конечно, не веришь, – думал Сириус, – я бы тоже такому гаду не верил, мальчик.
Только вот крестника надо было убеждать как-то, а уж потом себя казнить.

– Слушай, если шкаф не покажешь, я тебе точно уйти не дам, а так – вдруг не вру, вдруг и впрямь отпущу, мало ли?

Ох, Сириус, какой же ты сейчас Блэк, самому не противно?..

Гарри удивился сам себе, но действительно пошёл, и показал дурацкий этот шкаф, и дверь распахнул резко, и замер.
Потому что из шкафа на него надвигался Сириус Блэк, и уже открывал рот, чтобы крикнуть что-то мерзкое.

А потом тот Блэк, который не из шкафа, заслонил его и велел не смотреть, и другой Блэк замолчал, а Блэк-не-из-шкафа крикнул: «Ридикулус!» и толкнул Гарри: «Смотри теперь!»

И Гарри открыл глаза как раз вовремя, чтобы увидеть, как то-что-вышло-из-шкафа с хлопком исчезает.

Глава 8

Сириуса трясло. Хоть как-то успокоиться, привести мысли в порядок не получалось. Он попробовал вспомнить, почему вообще уснул рядом с Гарри, что было до, – не смог. Знал, что сможет, но не сразу.
Ч-ч-чёрт... А Гарри ведь не понимает ничего, сказать нужно что-нибудь, наверное. Что?.. А мысли на середине обрываются.
Сириус обхватил голову руками, прикрыл глаза. Давай, Бродяга, ну же, вспоминай, всегда справлялся – и сейчас справишься, ну, давай же!
Эй, нет, подождите, зачем. Зачем, да. Зачем что-то вспоминать.
Как зачем, вот ребёнок сидит рядом, что ты ему скажешь?!
А надо говорить?
Да, говорить надо, почему, – почему надо го-во-рить, – потому что он боится, вот!
Сириус до боли стиснул виски ладонями. Ну же!
Чёрт, нет. Он не сможет сейчас нормально разговаривать.
А что ещё остаётся?
– Гарри? Прости, я тебя напугал, мне кошмар приснился.
Как же по-дурацки звучит.

Гарри кивнул, не сводя с Сириуса настороженного взгляда.
– Я сейчас в другую комнату пойду, а ты спи. Ну, постарайся...
Ох, Бродяга, ерунду говоришь! Сначала разбудил мальчишку среди ночи, поорал наверняка, наговорил во сне всякого, а теперь "постарайся..." Дурак, идиот, даже слов нужных найти не можешь.
Сколько ещё раз ты должен осознать полное своё бессилие, чтоб понять: не тебе воспитывать этого ребёнка?

Гарри вздохнул. Ему совершенно, ни капельки не хотелось спать, но Блэку он это объяснять, конечно, не собирался.
И что теперь? Сколько ему лежать в темноте? Эта ночь вообще когда-нибудь кончится?!
Гарри попытался успокоиться: Блэк оставит его у себя, всё остальное не важно, подумаешь, полежать немного, ничего не делая, Дурслям вот вообще наплевать было, спит он там или нет...

Сириус потянулся к комоду, нашарил палочку, прошептал:
– Акцио снотворное зелье!
Он понятия не имел, есть ли оно вообще в доме, но попробовать стоило.
И через несколько секунд в ладонь ему-таки ткнулся пузырёк – надо же, удивился Сириус, откуда, отродясь вроде не пользовался.
Вынул пробку, понюхал – помнить бы ещё, как оно должно пахнуть...
Мята – нормально, нет? Кто бы знал...

Сириус ещё немного помедлил, потом закрыл пузырёк и поставил на комод.
Поить крестника неизвестным зельем – он кретин, конечно, но не настолько.
– И как ты его теперь усыплять будешь? – скептически поинтересовался внутренний голос.
– Сказку расскажу, – огрызнулся Сириус. – Гарри, ты спать хочешь или нет? Потому что если не хочешь, я тебя заставлять не буду.

Гарри очень захотелось сказать, что спать он хочет. "Я тебя заставлять не буду" – спать – нет, не будет, а тогда что? Может... – у Гарри противно заныло в животе, – может, Блэк хочет уже сейчас приступить к наказанию?..
Ну, подождите, а чего он хотел? Чтобы Блэк просто так взял и простил его? И не наказывал, – несколько раз ударившись о землю по его милости?
Хотеть такого – это было даже не из области мечтаний, это просто было очень наглым.
И несбыточным, конечно же.
И вообще, Дурсли его за куда меньшие провинности наказывали, так почему Блэк не должен?

Гарри вздохнул и сказал:
– Нет, сэр, я не хочу спать.

Сириус пропустил "сэра" мимо ушей, засветил Люмос, встал, кутаясь в одеяло, раздвинул шторы – за окном светало.
– Не хочешь – тогда будем считать, что уже утро. Одевайся, потом завтракать пойдём. Чем-нибудь.

Сириус вышел из комнаты, зевнул во весь рот, приманил джинсы со свитером, оделся и пошёл на кухню.
Поставил на плиту чайник, поискал чашки.
Кухня была огромной, но казалось, что места там очень мало. Все шкафы, все ящики были битком набиты посудой, – казалось, стоит сдвинуть что-нибудь одно – и упадёт, грохоча, всё остальное.
Почему Сириус не выкинул весь этот хлам, как только переехал, он и сам не понимал.
Наверное, потому, что ему было всё равно. Знать, что, если он что-нибудь уронит, не поднимется никакого крика, – это стоило десяти замызганных кухонь.
Но сейчас Сириусу захотелось навести порядок – горы ненужной посуды действовали ему на нервы. Да и к тому же, он вдруг подумал, что Гарри до смерти перепугается, если что-нибудь разобьёт.

Осторожно открывая дверцы шкафчиков, в полной готовности в любой момент применить чары левитации, Сириус нашёл–таки то, что искал – старую заварку.

...Они прихлёбывали несладкий крепкий чай, жевали сэндвичи и молчали.
Можно было откопать где-нибудь календарь и обвести дату красным.
Гарри думал о наказании, Сириус – о чём рассказать крестнику в первую очередь, но всё-таки это было уже на что-то похоже.
Это был их первый нормальный завтрак.

Наливая себе ещё кипятку, Сириус сказал:
– Спасибо, что разбудил.

Гарри сначала не понял, о чём речь, но зачем-то поставил чашку на стол и отодвинул. Пробормотал:
– Э-э-э, не за что.
– Неа, – теперь чашку отставил Сириус, –не "не за что". Тебе ведь небось очень страшно было на меня смотреть?
И, не гадая, признается – не признается, Джеймс бы не признался, продолжил:
– Но ты не ушёл, а меня разбудил. А мне действительно плохой сон снился...

(Гарри вспомнил голос мечущегося по кровати Блэка и мысленно согласился)

– ...если б не ты, я бы долго ещё мучился. Ты... – чёрт, Бродяга, так или не так надо говорить детям?! Сейчас возмутится ещё, скажет, что большой слишком... – Ты молодец.

Гарри почувствовал, как ему становится тепло, и горячий чай был тут вовсе ни при чём.
В детстве он всегда мечтал, чтобы ему сказали, что он молодец, не просто так, как говорили Дадли, но хотя бы за работу.
И он оттирал полы до блеска, идеально ровно подстригал газон и готовил такие вкусные завтраки, какие только мог, но тётя Петунья либо давала ещё какое-нибудь поручение, либо говорила: "Хватит на сегодня, Поттер".
И она всегда морщилась, как бы идеально ни была выполнена работа, она как будто злилась оттого, что такой, как Гарри, вообще может сделать что-то хорошо.
Конечно, потом Гарри понял, что это желание было детским и глупым, и что тут вовсе не в работе дело – Дадли приносил плохие оценки, Гарри – хорошие, но кричали всё равно на Гарри, вообще, что бы ни случилось, кричали всегда на Гарри, это было нормальным, и о каком "молодец" тут можно было думать.

Гарри понял, что ему наплевать на наказание – Блэк похвалил его просто так, нет, не похвалил – поблагодарил, признал, что Гарри способен сделать что-то хорошее, что от него может быть польза.

Сириус смотрел на просиявшего Гарри и не мог понять, точней, отказывался понимать: глупое "молодец" вызвало такое счастье? Нет, такого просто не может быть. Дурсли же должны были хвалить его, хоть иногда, да, они были строгими, и, чёрт, Гарри теперь всего боится, но всё-таки, неужели Петунья ни разу не сказала ему "спасибо?"
Не зверь же она, в самом деле.
Зверь – не зверь, вклинился внутренний голос, а резких движений мальчик боится. И о наказаниях всё время говорит. И ждёт, что его выгонят.
Ох, Лили, ты хоть знала, что у тебя за сестра?..

Сириус подумал, что сегодня самый подходящий момент спросить, что же такого случилось с Гарри в начале июля: не захочет отвечать – не надо, а вдруг всё-таки?
Почему магия Джеймса сработала именно в тот вечер – этот вопрос волновал Сириуса с тех пор, как он сбежал. Почему не раньше, не когда он уступил Хагриду, почему сработала вообще?

У Сириуса в голове теснилась куча дурацких планов, нужно было как-то приводить их все в порядок – а ещё обсуждать с Гарри.
Наведаться в Лютный, рассказать Гарри про Хогвартс, про Джеймса, про Лили, про Фиделиус, – Мерлин... – убрать на кухне, написать Рему – сову где взять? Что написать? – не важно...
Сириус потряс головой: всё, задумался совсем, бред пошёл – Рему написать, ага...
– Ну что, чай допил?
Гарри кивнул.
– Ещё хочешь?
Гарри помотал головой.

Сириус взял чашки, вымыл их, начал пристраивать на свободный пятачок у раковины.
И чуть не уронил, когда услышал:
– Сэр, я мог бы и сам!..

Гарри чуть было не вскочил с места, когда Блэк начал сам мыть посуду.
Он, наверное, решил, что Гарри совсем ничего не умеет. Или решит, если Гарри и дальше не будет работать.
Но он же тебя похвалил, сказал какой-то голос в глубине сознания. Ну и что, что похвалил, ответил Гарри, мне же всё равно нужно что-то делать!

В голосе Гарри звучала чуть ли не задетая профессиональная гордость.
Сириус развернулся к крестнику.
Кого они из него там растили, Мерлин, домового эльфа?!

Гарри посмотрел на лицо Блэка и пожалел, что вообще подал голос.
Он что-то не так сделал? Но что?..

Сириус опустился обратно на стул, так и не выпустив чашек из рук.

– В этом доме работаю я. Просто потому, что я взрослый, а ты нет, ясно?
Сириус посмотрел на поражённого Гарри и быстро спросил:
– Что они тебе наговорили? Дурсли?
– Откуда вы знаете их фамилию?
– Не важно, потом расскажу, так что?

Гарри показалось, что в кухне сейчас что-нибудь взорвётся, и он поторопился ответить:
– Ну, они говорили, что я... Я должен был работать, понимаете, я же... Ну, они же взяли меня из милости, и поэтому...

Чашки жалобно зазвенели.

– Значит, из милости?

– Н-ну, д-д-да...

Гарри с трудом подавил порыв зажмуриться. Сейчас Блэк поймёт, что такого-как-Гарри-нельзя-держать-у-себя-просто-так, и тогда... Стоп, он же обещал... Ну и что?.. Как что, а если не врал?..

Звон прекратился. Ничего не взорвалось.
Блэк по-прежнему сидел напротив и выглядел очень серьёзным.
– Слушай: я тебя у себя держу не из милости. Это долгая история, я сейчас расскажу хоть всю, но ты запомни: я тебя вообще никогда не выгоню, что бы ты ни натворил. Ты теперь со мной, ты мой сын, в конце концов, и всё тут, и этого не изменишь.
Даже если я вернусь с прогулки и обнаружу дом в руинах, ты останешься со мной, ясно?
Я не вру, я поклясться могу, я тебе говорил уже. Только, чёрт, перестань ты думать все эти глупости.
Ты – со мной. Всё.

Ну что, Бродяга, научился пафосные речи произносить?
А как без этого? Молчать, чтоб он и дальше дёргался?
Сириус глубоко вздохнул. Эта речь была только началом, сегодня, видимо, День Разговоров, точно надо календарь искать. А, впрочем, что он делал с тех пор, как Гарри забрал, кроме как разговаривал? Воровал колбасу, лечил синяки и оглушал Ступефаем.
Нелёгкие отцовские будни, что поделать...

Сириус фыркнул и встал из-за стола:
– Ну что, пойдём?
– Куда?

Мерлин, чего он опять боится?
– Я тебе всю историю расскажу, до конца. Про родителей твоих, про меня, про всех – обещал же, нет?
– Обещали...
– Ну так?

Сириус мысленно зарычал. Ну вот что, что опять не так, чего Гарри от него ожидает?

– Сэр, а вы меня... Будете наказывать за вчерашнее?

Вот оно что.
Сириус замер на пороге и сказал ровным голосом:
– Всё, что я сказал про "не выгоню", к "не накажу" так же относится. Наорать могу, да. А что ещё?..

Уже выходя в коридор, Сириус вспомнил Джеймса: в том, что Гарри на него похож, после вчерашнего-ночного сомневаться не приходилось.
А такого, как Джеймс, надо было чем-то тормозить, точно.
Сириус представил себя, говорящего: "Десять баллов с Гарри Поттера!" и усмехнулся.
Бред какой-то.
Метлу, что ли, купить, и запрещать летать потом?
Разве что.

– Где хочешь говорить?
Гарри ошалело помотал головой:
– Всё равно...

Он не мог принять две новых мысли: "Его никогда не выгонят" и "Его никогда не накажут".
Это было ненастоящим. Этого не могло быть в реальности.
Гарри исщипал себе все руки, но не просыпался.
Отец, который не уйдёт, не выгонит, не накажет и хвалит?..
У Гарри была всего одна теория насчёт того, как так могло случиться: Санта-Клаус (которого, скорей всего, не существует!) всё-таки прочитал его детские письма, и расшифровал "кто-то" как "отец".

Глава 10

Гарри проснулся от того, что где-то рядом включили свет. Ну то есть сначала он подумал, что включили, а потом, когда открыл глаза и увидел Блэка, понял, что светилась волшебная палочка.
А Блэк сел на корточки у кровати, и Гарри увидел, какое у него странное лицо – хмурое и чуть растерянное.

- Гарри... Давай собирайся.

У Гарри ёкнуло сердце. Нет, подождите, Блэк же не может... Если бы Блэк хотел, он бы выгнал его гораздо раньше!
А что ему мешало передумать?..
Все дневные слова Блэка о том, что он его никогда не выгонит, ночью казались шуткой.
Гарри представил почему-то, как рассердится тётя Петунья, когда он разбудит её посреди ночи и скажет, что вернулся. Ночевать, наверное, придётся на крыльце, там сейчас сыро... Да какая разница.

Сириус словно бы услышал себя со стороны и в который уже раз захотел со всей силы удариться головой об стенку. Терять нечего, ума так и так нет, но, может, переменится что-нибудь к лучшему, винтик какой полезный на место встанет?..
"Собирайся". Не ясно тебе, что ли, о чём Гарри в первую очередь подумает?
Обдумывать слова свои хоть немножко – сложно, да? Обалдеть как сложно?
Сириус взглянул на сникшего Гарри и вздохнул. Ещё и самообличением занимаешься вместо того, чтоб крестника успокаивать, ай молодец, Бродяга.
А ведь теперь надо как-то так Гарри разубедить, чтоб он понял: об уходе из дома речи быть не может, Сириус даже помыслить не мог, что Гарри такое подумает...
Чурбаном бесчуственным надо было прикинуться, проще говоря.
– Собирайся быстрей, мы в гости идём. К бабушке.
На слове "бабушка" Сириусу представилась маман в чепце с кружевами, вязаньем и котёнком на коленях, и потянуло смеяться: дико, истерически, так, чтоб стёкла в окнах задрожали, чтоб по полу кататься и подвывать потом.
Вальпурга Блэк, леди из леди – бабушка?!
А выходит ведь, что так.
Сам-то ты кто – отец, Бродяга. Тоже звучит не очень.

Пока Гарри облачался в сириусов свитер и подпоясывался ремнём, Сириус, отвернувшись, рассказывал ему про Кричера – чтоб не боялся потом.

Предупредив ещё о том, что они будут аппарировать – "как в первый раз, помнишь, но только быстрее," – Сириус позвал Кричера. Тот вытаращился на полураздетого хозяина – не идти же Сириусу было в азкабанских тряпках, пришлось удовольствоваться джинсами, – но сказал только: "хозяин должен взять Кричера за руку, чтоб дом пустил его".
С Гарри поздороваться домовик либо не пожелал, либо забыл, и приказывать ему сделать это было лень.
И Сириус аппарировал, одной рукой прижимая к себе Гарри, а другой держась за Кричера.

***

Этот дом пах всё так же. И ненавидел его – так же.
Сириус отлично помнил это чувство – хочется стать маленьким и незаметным, сжаться в комок, забиться в тёмный угол – куда-нибудь подальше, подальше...
В раннем детстве Сириус так и делал – его отлавливали, выволакивали, тащили в какую-нибудь Общую Гостиную, яростно шипя на ухо – это если мать была в расположении самостоятельно заниматься сыном.
Потом, когда Сириус начал уже беситься, когда появилось уже это шальное "нахрен", когда ночами уже снилось, как дом трясётся, разваливается, оседает в пыли, но об уходе навсегда ещё не думалось, вот тогда научился действовать от противного: чем больше хотелось сжаться, тем прямей была спина.

А теперь больше всего хотелось отмотать время на десять минут назад и отказаться от приглашения.
Хотелось ещё и сейчас трансгрессировать, но то, что дом его не отпустит, Сириус знал точно.
А ещё в его руку вцепился мёртвой хваткой Гарри, и это... обязывало.
На крик точно нельзя будет сорваться, например. И сбежать малодушно в комнату, дверью хлопнув – тоже.
Как и о чём разговаривать с матерью, Сириус по-прежнему не представлял, а к её комнате они уже подошли.
Кричер молча вёл их вперёд, как какой-нибудь бог-проводник из загробного царства.
Сириус поморщился – ну и чушь лезет в голову, бред бредом.

***

Гарри так испугался, когда Блэк сказал собираться, что всё остальное показалось ему ерундой.
Да оно и было ерундой, если подумать: ну, решил Блэк навестить мать, ну, ночью; может, у волшебников так принято.
И пучеглазого Кричера Гарри совсем не испугался, только поздоровался на всякий случай.
И даже когда они переместились уже и шли по дому, а на стенах висели головы таких же, как Кричер, Гарри было всё равно.
Вот только когда Блэк отобрал у Гарри свою руку, Гарри вдруг понял, что всё это время за неё цеплялся, как ребёнок какой-нибудь.

– Простите пожалуйста, сэр, я не хотел!
Сириус вздрогнул от неожиданности, попытался понять, о чём Гарри говорит. Фыркнул, спросил напрямик:
– В чём на этот раз ты считаешь себя виноватым?
– Я... Я взял вас за руку, я нечаянно, правда!

С матерью они бы сошлись, наверное, вот перед кем за жесты надо извиняться, подумал Сириус невпопад. А потом приобнял Гарри за плечи, потому что в который раз объяснять очевидное было невозможно лень.
И увидел, что дверь в комнату матери – вот она, перед ними, и Кричер замер и смотрит выжидательно.
Взгляд этот Сириуса раздражал: Кричер смотрел так же, как в детстве, когда приходил его будить.
Сириус постоял с минуту, вдохнул душный воздух и понял, что заходить попросту боится.
За дверью ждали воспоминания. Они и за дверью дома – ждали, но тут уже –гарантированно.
Проповеди, проповеди, "должен" – "не должен", горящие болью уши, "без сладкого", "без ужина", "Регулус, отойди от него", – жёсткие колени, тихий голос, вечно одни и те же духи, холодная ладонь на голове – поощрение...
Сириус тряхнул головой – да-а, Бродяга, это ты не зашёл ещё туда. А то, что ты теперь не за себя одного отвечаешь, это как, ничего?

Сириус сел на пол, прислонился к стене. Похлопал по полу рядом с собой – мол, давай, садись.
Гарри сел.
– Знаешь, – начал Сириус, не совсем понимая, зачем он это говорит, – мать моя, – мы ведь с ней в ссоре. Я из дому ушёл в шестнадцать. Ну и... сейчас так вышло, она – одна, мы вообще из семьи остались одни, считай, и она меня к себе пригласила – через Кричера.
И я подумал, что надо бы с ней поговорить.
Гарри слушал с серьёзным видом, пробормотал что-то вроде "зачем?". Сириус даже не захотел спрашивать, что "зачем" – и так ясно. Зачем возвращаться в дом, откуда сбежал.
Неясно было, какого чёрта джеймсова магия сработала так поздно.
– Ты спать не хочешь?
– Нет, сэр.

Лягушку шоколадную ему за каждое "Сириус" давать, что ли.

– Тогда посиди тихо, послушай, о чём мы говорим. И не бойся, даже если вдруг кричать кто-то из нас начнёт. И в любом случае, что бы там ни было, она тебе ничего не сделает, ага?
Дождавшись кивка, Сириус встал и решительно распахнул дверь – чем дольше ждёшь, тем страшнее, и потом, бояться здесь мог Гарри, никак не он.

***

Вальпурга думала, не накрыть ли ей стол – самой. В итоге приманила из комнаты старшего сына бутылку виски.
Поставила на столик два стакана – конечно, лучше бы вино и бокалы, тонкую ножку так хорошо стискивать пальцами, но иногда чем-то приходится жертвовать.
Нехрустальные, самые грубые, какие смогла найти, стаканы и ужасающее виски были рассчитаны на то, чтоб стискивать не захотелось ничего.
Вальпурга даже задумалась над тем, не переодеться ли ей, но решила, что, какое бы простое платье она ни надела, Сириус обратит внимание разве что увидев на ней маггловскую футболку.
Вальпурга нервно кружила по комнате и замечала, что в ней всё – не так.
Шторы тяжёлые, тёмно-зелёные, Сириус фыркнет только, кресла тоже старинные, и ковёр, и...
Вальпурга чувствовала себя девчонкой. Вальпурге вдруг начало безумно хотеться взмахнуть палочкой и перекрасить всё в красный, ярко-гриффиндорский цвет.
Вальпурга была жива, Вальпурга сейчас совершенно не была леди, и Вальпурга старательно отгоняла от себя мысль о том, что готовится она – ни для кого.
А перед глазами услужливо вставало лицо сына, смеющегося над Кричером. Даже, кажется, слышался голос: "Можешь передать маман, чтоб она..."
Когда Вальпурга поняла наконец, что пора взять себя в руки, дверь распахнулась.
Вот только на пороге стояли двое. Её сын и какой-то мальчишка.

***

Сириус твёрдо знал, что увидит, открыв дверь. Больше чем твёрдо.
Мать будет сидеть в кресле, – спина прямая, выражение лица ничего не говорит, – ничего не выражающим тоном скажет:
– Здравствуй, сын.
А на столике перед ней – если он будет, тот маленький столик, за которым Нарцисса вечно играла в чаепитие, – на столике будут стоять два бокала и вино.

Сириус никак не ожидал, что мать будет стоять у стены, вздрогнет, будто бы её застигли на месте преступления, и спросит:

– Когда ты в последний раз ел?
Подойдёт, всмотрится в его лицо, проведёт рукой по щеке, прибавит резче:
– А спал?

И прежде чем Сириус успел вспомнить, что обычно следовало за этим вот жёстким тоном, прежде чем сообразил, что сказать, мать пригласила сесть. Спросила:
– А кто это с тобой?
Вздрогнула:
– Поттер?..
– Поттер, только не Джеймс, мам.

Ох, подумал Сириус, первая фраза за много лет – как у пятикурсника. Хотя для неё он и есть подросток, другого она не помнит. Только почему сама-то выглядит испуганной школьницей?

Сириус вздохнул, поманил притихшего Гарри:
– Давай – на колени. Ко мне на колени, ага, куда ж ещё?

Чёрт, он тяжёлый.

Гарри чуть ли не впервые в жизни сидел на чьих-то коленях, и, по правде говоря, это было ужасно неудобно, тем более, что лишний раз пошевельнуться он опасался.

Но когда-то у него была и такая мечта.
А ещё Блэк не рассердился, когда Гарри взял его за руку...

– Сириус, ты не думаешь, что Гарри уже вышел из того возраста, когда сидеть на чьих-то коленях кажется удобным? Кричер, принеси стул из кухни.

- Почему "Гарри"?

- Ты считаешь, я стара настолько, что не сумею сложить два и два?

Вот теперь Сириус её узнавал. Сейчас ей полагалось сказать про беззалаберность и неподобающее отношение.
Надо было что-нибудь спросить, срочно. Или сказать.

– Дело в том, что я его отец.

– Крёстный?

– Не только. Я обещал Джеймсу, что Гарри станет мне сыном, если с Джеймсом...
Сириус не мог уже рассказывать про это обещание. Сколько раз он повторил это Гарри сегодня днём, сколько раз в Азкабане, когда решал, сбегать или нет...

– Я не думаю, что сейчас это подходяшая тема для беседы. Он с тобой и ты за него отвечаешь, так?

– Да.

Это "так" мать Блэка сказала совершенно с той же интонацией, с которой и он говорил свои "ясно", а ещё Гарри подумал, что, наверное, когда они стояли за дверью, она ходила кругами по комнате так же, как и Блэк иногда.

И понял, что она совсем, ну ни капельки ни похожа на тётю Петунью, и к такой бы он, наверное, тоже вернулся.

Стул давно уже был принесён пучеглазым, не надо было ежиминутно бояться соскользнуть с колен, и грело, расползалось в животе теплотой блэковское "да". Ещё одно – непрошенное даже – подтверждение тому, что Гарри очень, очень повезло.

– А мальчик... – Вальпурга на миг затаила дыхание, рассердилась на себя – что за глупая пауза, пусть такое позволяют себе какие-нибудь Уизли, – мальчик не желает ли пожить с бабушкой?

Гарри хотел было энергично замотать головой или даже сказать "нет": хоть Блэк и велел сидеть тихо, но он не хочет жить с этой Вальпургой, а от его мнения, наверное, что-то всё-таки зависит, если его спрашивают, хотя, может, она и Блэка спрашивает, но он же сам сейчас сказал...

– Только если его... отцу будет позволено остаться с ним. И на день, не дольше.

Вечер окончился самым лучшим образом – Вальпурга допускала такую возможность, но не очень-то в неё верила – они обнялись. Не понадобилось ни виски, ни стаканы.

Обнимая мать, Сириус заметил, что она похудела, стала тоньше, легче, корсет словно был тяжелей её, – но духами она пахла всё теми же.
И подумал, что с "на день" он погорячился.