Этой ночью Нарциссе снова не спалось, и она, сидя на своей кровати, смотрела куда-то в пустоту, разбавленную лишь неярким светом заклинания. Тонкая, пропитанная потом сорочка уже назойливо липла к коже, но Цисса лишь плотнее куталась в одеяло, стараясь сохранить так внезапно обрушившееся на неё тепло. Её слишком худое тело мёрзло постоянно, и отказываться от этого неожиданного удушающего подарка было попросту глупо. Да она и не хотела: жар стал явственным ощущением чего-то близкого, родного, он не давал Циссе окончательно запутаться в терзающих ее мыслях, ведь именно холода в них было больше всего. Яркого, даже резкого, какого-то болезненного и уже настолько привычного, что хотелось плакать и смеяться одновременно, но ни того, ни другого девочка позволить себе не могла. Она должна быть сильной, потому что снова расклеиться — это все равно, что проспорить самой себе.

Уже рождение указало Нарциссе ее место: последний ребенок, так сильно отличающийся от черноволосых статных сестер не только внешностью, но и робким характером. Тихой гордостью, вызывающей надменное отвращение у Андромеды и злой зубовный скрежет у Беллы. Старшая сестра — вот, на кого Нарцисса всегда хотела быть похожа, именно Беллатрикс являлась для нее неким идеалом, к которому еще не удавалось приблизиться, не обжегшись. Она была рядом постоянно, но резковатая и такая нужная домашняя забота Беллы превращалась в удавку, стоило им переступить школьный порог. Тяжелые взгляды, по-мужски, совсем как у отца, крепкая рука на плече, рокочущее в коридорах «Цисса!», лишняя ложка меда в утреннюю овсянку — все напоминало Нарциссе о том, насколько недостойной Блэк она была.

Это раздражало и портило и без того непростые отношения со сверстниками, ведь Цисса чувствовала себя ребенком, неспособным даже на малейшие самостоятельные шаги. Она обижалась все больше потому, что порой попечение Беллы становилось совершенно невыносимым. Сегодня, вчера, месяц, год и два назад. Нарцисса взрослела, но сестра, казалось, даже не замечала этого, только беззлобно подтрунивала иногда над своим полупрозрачным мотыльком, больше смахивающим на слишком тощего мальчишку.

Тихо вздохнув, Цисса откинулась на подушку, пряча под матрац палочку с так и не потухшим слабым огоньком.

***

На первый урок Нарцисса как всегда опаздывала, поэтому направилась к классу самым коротким от общей гостиной путем. Это был широкий и длинный коридор, освещенный факелами, по которому то и дело сновали слизеринцы. Пухлые рунические словари норовили выскользнуть из рук, и замешкавшаяся на повороте Нарцисса даже вдохнуть не успела, как оказалась распластанной на холодном каменном полу. Боль в основательно приложенной об него голове, однако, терялась перед жутким ощущением тяжелого тела, навалившегося на Циссу. Она вся съежилась под ним, пытаясь стать меньше, и зажмурилась, ожидая, что же будет дальше. Человек тяжело приподнялся на локтях и пару раз хрипло вдохнул, прежде чем сказать:

— Эй, ты там в порядке? —  низкий мужской голос раздался совсем рядом, и Нарцисса в панике раскрыла глаза.

Но она даже не успела рассмотреть сбившего ее парня, как того резко сорвало с нее и с глухим стуком ударило об стену. Все еще дезориентированную девочку аккуратно поставили на ноги, и знакомая горячая рука взяла ее за подбородок, заставляя поднять глаза.

— Цисса?! — резкий громкий голос Беллы болезненно отозвался в сотрясенной голове, и Нарцисса отчаянно дернулась, вырываясь из привычной хватки.

Она все еще не могла прийти в себя и часто моргала, но уже с четкостью могла сказать, кто спас ее из очередной нелепой ситуации. Беллатрикс как всегда оказалась рядом, и почему-то сейчас это взбесило Нарциссу больше, чем когда бы то ни было. Она сощурилась, глядя, как встревоженно и в то же время яростно рассматривает ее сестра.

— Что ты здесь делаешь, Цисса?! — еще один возглас ввинтился в гудящую голову острым ножом. — Отвечай.

— Меня гораздо больше интересует, что здесь делаешь ты! — зло, но твердо прошептала она, сжимая руки в кулаки. — Когда, скажи мне, когда ты уже прекратишь преследовать меня, Белла?! — уже выкрикнула Нарцисса в приступе глухой безнадежной ярости. — Когда перестанешь ухаживать, будто за тяжелобольной, следить, словно я все еще маленькая? Мне не пять, мне тринадцать! Очнись уже, наконец, сестренка.

Беллатрикс поморщилась, будто от зубной боли, а потом внезапно усмехнулась, делая неопределенный взмах рукой.

— Тринадцать... — почти выплюнула она. — Тоже мне, возраст.

Сестра поиграла с так до сих пор и зажатой в пальцах палочкой, из которой посыпались красноватые, будто рассерженные искры.

— Тебя, Руди, на ноги ставить я не буду, — усмехнулась Белла до сих под сидящему у стены парню. — Ты у нас тем более не маленький.

Еще раз пронзив Нарциссу тяжелым, но уже каким-то отрешенным взглядом, Беллатрикс резко отвернулась и сразу же исчезла в мгновенно расступившейся и тут же скрывшей ее группе старшекурсников Слизерина.

***

День пролетел как-то незаметно в размышлениях о состоявшемся скандале, поэтому на ужин Нарцисса пришла совершенно вялая и отстраненная. Еда казалась безвкусной, а громкий звонкий смех Беллы, доносящийся с другого конца стола, лишь усиливал так и не прошедшую головную боль. Рудольфус извинялся, конечно, предлагал отвести Циссу в Больничное крыло, но она отказалась, ведь семья Лестрейнджей всегда вызывала у неё странную антипатию. Но он даже сейчас сел рядом и бросал на Циссу непонятные ей заинтересованные взгляды. Это пугало и вводило в ступор одновременно, потому она все больше пряталась за бокалом с тыквенным соком и молчала, не реагируя на попытки старшекурсника заговорить с ней.

С чего он вдруг вообще обратил на нее внимание? Столько раз, приходя на приемы, обеды и все то, что обычно устраивали их семьи, наследник Лестрейнджей даже взгляд лишний в ее сторону себе не позволял! А сегодня он, наоборот, будто преследовал ее, как бы невзначай сталкиваясь в коридорах и заговорщицки улыбаясь, словно зная что-то, недоступное пониманию Циссы. Или это ей только казалось? Да, скорее всего, это ее разыгравшееся после ссоры с сестрой воображение давало о себе знать. Все-таки еще ни разу Нарцисса не позволяла себе так разговаривать с Беллой, и ругались они больше тихо и несерьезно.

«Перенесла бы я сама такое прилюдное оскорбление?» — промокнув салфеткой сухие губы, спросила себя Нарцисса, чтобы тут же честно ответить: «Нет». Но Беллу, казалось, вовсе не трогали все эти сантименты, ведь она была слишком сильной, чтобы обращать внимание на подобные мелочи. А Цисса, наоборот, принимала все близко к сердцу, и смех Беллатрикс, так естественно разбавлявший мерные разговоры, теперь казался ей злой насмешкой. Вздохнув, Нарцисса окончательно оставила попытки разобраться с собой, Беллой и ужином. Проигнорировав очередную фразу Рудольфуса и поймав на себе цепкий взгляд сестры, девочка спокойно прошла к выходу из Большого Зала. Пора ей самой отвечать за свою жизнь и самой принимать решения.

***

Три недели прошли как в тумане: Нарцисса ходила на занятия, ела, вовремя кивала подругам и уже привычно игнорировала тяжелые взгляды Беллатрикс. Но кроме этих самых взглядов Цисса не получала больше ничего, словно все эмоции, все чувства к ней выключились, и там, где раньше было раздражение от постоянной заботы, оказалась сосущая пустота. «Я просто не привыкла к такому, вот и все», — думала она каждый раз, когда Белла, сухо кивнув вместо приветствия, проходила мимо.

Вот и сейчас сестра в очередной раз скользнула по ней отстраненным взглядом, прежде чем отвернуться к весело хихикающим подругам. Нарцисса в ответ на это лишь с силой сжала зубы и опустила глаза, не сбавляя шаг. Почему то, что дома было естественным, здесь, в школе, становилось грубым, неуместным? И почему сейчас вместо того, чтобы наслаждаться неожиданной свободой, Цисса то и дело думает о Беллатрикс, стараясь понять, что же с их отношениями не так? Эти вопросы крутились у нее в голове, отдавая гулким звоном всякий раз, когда натыкались на то самое пустое место, раньше занятое Беллой. И вернуть Нарциссе ощущение целостности не помогали ни постоянные мысли о сестре, ни все возрастающая навязчивость Рудольфуса Лестрейнджа.

Этот странный, пугающий своими манерами и пристальными взглядами семикурсник, казалось, преследовал ее везде, где бы она ни находилась. У Нарциссы не раз возникало глупое ощущение, что он ждет ее после занятий, вылавливает в коридорах, стараясь заговорить, и зачем-то подсаживается к ней и берет за руку, когда она сидит на диване в общей гостиной. Цисса уже старалась меньше времени проводить вне спальни, потому что не хотела лишний раз встретиться с Рудольфусом.

С чего бы ей быть объектом столь пристального внимания? Цисса сразу же отбросила мысль об ухаживаниях. Во-первых, скорее его отец писал бы ее отцу с предложением выгодного союза, прежде чем сам Лестрейндж посмотрел бы в ее сторону, а во-вторых, Нарцисса была далека от идеала достойной супруги. Да, она чистокровна, но при этом некрасива, нездорова и откровенно неразвита. Уже сейчас можно было понять, что даже один ребенок дастся ей с трудом. Пусть она сможет содержать дом и вести беседу, но это последнее, что заинтересовало бы любого из Лестрейнджей в женщине. Поэтому Цисса совсем не понимала мотивы поведения Рудольфуса, и от этого ей становилось не по себе.

Нарцисса тяжело вздохнула и встала, оглядываясь. Она почти не смотрела по сторонам, когда шла вперед, поэтому сейчас с удивлением обнаружила, что оказалась в одном из пустынных коридоров западного крыла. Сюда мало кто заходил, предпочитая более короткие и прямые пути. Дойдя до ближайшей развилки, Цисса растерянно остановилась: эта часть подземелий знакома ей была плохо, казалось, даже факелов здесь меньше. Нарцисса уже хотела, руководствуясь старым верным правилом, свернуть направо, как прямо из той ветки коридора, словно нарочно навстречу ей, вышел Рудольфус Лестрейндж.

Нарцисса оступилась и застыла на месте, хмурясь в замешательстве. Она во все глаза смотрела за тем, как семикурсник медленно приближается, сокращая расстояние между ними. Цисса поежилась и непроизвольно обхватила себя руками, когда Рудольфус сделал последний шаг вперед, становясь почти вплотную к ней.

— Нарцисса, — тихо позвал ее он, — как ты оказалась здесь?

— Забрела случайно, — поспешно буркнула она, тут же покраснев: это было так в ее духе, что можно было только сердиться на себя. — Там гостиная? — чуть спокойнее произнесла Цисса, кивнув, зачем-то, в сторону левого коридора.

— Нет, не там, — медленно, словно задумавшись, ответил Рудольфус, пристально рассматривая ее лицо.

И этот спокойный изучающий взгляд заставил Нарциссу впервые по-настоящему испугаться того странного внимания, что проявлял к ней Лестрейндж. Она почувствовала, как необъяснимый, совершенно иррациональный страх сковывает ее дыхание, заставляя проталкивать в легкие воздух мелкими порциями. Внезапное головокружение подкосило ноги, и Цисса, судорожно гребанув воздух пальцами, полетела назад, на пол. Только соприкоснуться с ним у нее так и не получилось. Сильные руки сомкнулись вокруг ее талии, с силой поднимая вверх и прижимая к поджарому жилистому телу. Девочка испуганно выдохнула, упираясь руками в грудь Рудольфуса.

— Отпусти, — прошипела она, пытаясь вырваться из тесных объятий.

— Уронить? — жестко усмехнулся Рудольфус, одной рукой лишь укрепляя хватку, а второй с какой-то резкой яростью вздергивая Нарциссу за подбородок.

«Синяки останутся», — пролетела в ее голове быстрая мысль, оставив после себя глухую пустоту.

— Тебя ронять нельзя, — неожиданно мягко проговорил Лестрейндж и, прочертив большим пальцем линию, оставил на щеке красную полосу от ногтя. — Ты маленькая такая, хрупкая, еще рассыплешься, — глухо прошептал Рудольфус и, резко встряхнув Нарциссу, внезапно прокричал, почти рыча: — Рассыплешься же, на кусочки разлетишься, слышишь?!

Нарцисса глухо вскрикнула, чувствуя, что объятия становятся сильнее и давят на нее так, что уже просто невозможно дышать.

— Пусти, мне больно! — крикнула она из последних сил.

Признаваться в боли было глупо, и Цисса это понимала, но не смогла совладать с этим чувством. Ей было слишком страшно, чтобы держать себя в руках, поэтому она положила разрывающуюся от головной боли голову на плечо Рудольфуса и беззвучно заплакала, обмякая в капкане из сильных рук. Хватка ослабла лишь на мгновение, чтобы тут же стать еще яростней, от резкой смены позы запрокинутая назад голова закружилась, размытым пятном мелькнул тусклый факел. И все же сухие горячие губы застали Нарциссу врасплох прежде, чем сознание отключилось.

***

Звук был резким, противным, раздражающим. Он метался в голове и, отдаваясь болью в висках, длился, длился, и стоило затихнуть одной порции, как тут же накатывала следующая. Его трудно было описать, просто какая-то шумная навязчивость, от которой некуда деться. Резко вдохнув, Нарцисса открыла глаза, тут же заморгав от мелькающего яркого света, неровно разрезающего темноту. Приглядевшись, Цисса поняла, что и свет, и звук испускает волшебная палочка, мерно ударяющаяся о тумбочку, стоящую рядом с больничной койкой.

Больничное крыло было ей хорошо знакомо, ведь сколько раз она оказывалась тут за два с небольшим года учебы! Постоянные глупые переломы, обмороки, головные боли, вечная депрессия и плохой аппетит...

— Белла? — зло прошипела Нарцисса, наблюдая за тем, как сестра развлекается, сидя около ее кровати. Та сразу встрепенулась, прекратив свои действия, и подняла на Нарциссу встревоженный взгляд, который тут же сменился равнодушным, когда она увидела выражение лица Циссы.

— Да, я, — пожала плечами Белла, убирая пальцами упавшую на глаза прядку волос. — Не ожидала?

— Почему же, — внезапно Нарцисса ощутила жгучий стыд. — Ты всегда тут, когда я... Да ты всегда со мной! И возишься... — неловко пробормотала она, тут же бросив: - Свет убери.

Белла невесело хмыкнула, невербально отменив заклинание.

— Что ты делала в компании Рудольфуса, отвечай, — грозные нотки в ее голосе теперь показались Циссе привычными и нужными.

— А что могла? — раздраженно пошептала Нарцисса. — Столкнулась в коридоре случайно... Я... Белла? — воскликнула она просительно, посмотрев на темный силуэт рядом с кроватью. — Ты не знаешь, отец не устраивал моей помолвки?

Сестра помолчала, вздыхая, прежде чем спросить:

— С чего такие мысли, Цисса? — ее голос был предельно строг. — Думаю, он сказал бы тебе об этом в первую очередь.

— Сказал? А не мог он просто... Я думаю, сам Лестрейндж. Ты же знаешь, что о них говорят.

Уже не первый год ходил слух о том, что вся семья Лестрейнджей присягнула на верность набирающему мощь Темному Лорду. Подобное предложение поступило и Блэкам, но отец был достаточно умен, чтобы опасаться выбирать сторону сразу, к тому же, в назревающую войну ему все равно вступать не хотелось. То, что Темный Лорд отличался изрядной жестокостью и беспринципностью, было известно всем.

— Тебя — и в подарок?! — разъярённо воскликнула Беллатрикс, сразу же уловив намек. — Да ты шутишь! Ты не какая-нибудь низкопородная провинциалка или грязнокровка, Нарцисса! Думай, о чем говоришь.

— Я говорю не о себе! — чуть не плача, выкрикнула Цисса. — Я ему на шею не вешалась.

— А о чем? — спросила Беллатрикс угрожающе. Ее голос просто звенел от ярости. — На что намекаешь, Цисса? Почему ты заводишь разговор об этом после того, как я нахожу тебя в пустынном коридоре рядом с Рудольфусом? Что он...

Нарцисса с силой зажмурилась, не позволяя слезам выкатиться из глаз.

— Хватит, — зло прошептала она. — Ты ничего не понимаешь.

— Конечно, — внезапно глухо проговорила Белла. — Мне твоих серьезных и взрослых, — она особенно выделила это слово, — взрослых проблем не понять. Я устала, Нарцисса Блэк. И либо ты сейчас же рассказываешь мне все как есть, либо будешь разбираться в испорченном тобой зелье сама.

— Я не обязана перед тобой отчитываться, — дрожащим, но уверенным голосом выдавила она. — И мне не нужна твоя забота, Беллатрикс. Ты всегда все портишь!

— Как знаешь, — предельно ровно произнесла Белла.

Еще долго после ухода сестры Цисса тихо плакала, думая о том, что даже не представляет, как ей быть со всем этим. Ее жизнь, раньше размеренная и даже скучная, теперь неслась вперед с такой скоростью, что Нарцисса чисто физически не могла уследить за ней. Все встало с ног на голову: поддержка сестры превратилась в тупое равнодушие, равнодушие Лестрейнджа — в навязчивое... что?

— Не было того поцелуя. Не было и быть не могло! — отчаянно шептала в подушку Нарцисса. — И его самого в этом коридоре не было! Привиделся... Сглазили меня, просто сглазили...

***

В Больничном крыле Нарцисса провела почти четверо суток и за это время успела изрядно отстать от довольно плотной программы третьего курса. Потому первые два дня Цисса почти полностью провела за книгами, самостоятельно то разбирая зубодробительную схему превращения для МакГонагалл, то зарисовывая и заучивая положенную группу рун для Вектор. На поведение Рудольфуса Лестрейнджа она подчеркнуто не обращала внимания и не давала понять, что между ними вообще что-то произошло. Если бы сам Лестрейндж отвечал ей взаимностью, но нет. Теперь к взглядам Беллы добавились не менее тяжелые Рудольфуса, и от них, казалось, не было спасения ни за обедами, ни в коридорах, ни в библиотеке.

«Сговорились они, что ли?» — раздраженно думала Цисса, поправляя юбку. От долгого сидения уже ныла спина, а глаза слипались, но дочитать параграф было просто необходимо: отстать еще и в учебе Нарцисса себе позволить не могла. Гостиная уже час как окончательно опустела, и спать хотелось жутко. «Завтра пятница», — уговаривала себя Цисса, переворачивая очередную страницу. — «Всего один день, и я смогу нормально выспаться».

Неподалеку мирно потрескивал камин, распространяя вокруг себя живительное тепло, и девочка не заметила, как уснула, глядя на красноватые всполохи огня. Из приятной полудремы Нарциссу выдернуло назойливое ощущение прикосновений. Кто-то почти невесомо касался ее лица кончиками пальцев, очерчивая контуры.

Резко распахнув глаза, она с отчаяньем вскрикнула: на полу рядом с ней сидел Рудольфус Лестрейндж. Спокойный, расслабленный, почти ленивый. Но было в этом спокойствии что-то жесткое, такое же резкое, как и он сам, и это что-то ничего хорошего Циссе не сулило.

— Ты так меня шарахаешься, — мягко проговорил он, — будто я тебя насиловать собрался.

Она часто заморгала и, облизав пересохшие губы, прошептала слабо:

— Что тебе нужно?

— Ты, — просто ответил Рудольфус и, нежно проведя ладонью по впалой щеке, с размаху ударил по ней же так, что Цисса как кукла упала на диван, нелепо распахнув рот. Красноватые отсветы огня придавали глазам Лестрейнджа какой-то совершенно демонический блеск. Мягкий темно-зеленый ворс ковра казался черным, и на его фоне сама фигура Рудольфуса почти терялась в полумраке гостиной, лишь выделяя эти страшные глаза, искривлённый в усмешке рот и белокожие сильные руки.

Нарцисса застыла, с ужасом глядя на нависшего над ней Лестрейндж. Ее голова нещадно болела, а перед глазами плыли красноватые круги.

«Мерлин, пожалуйста, — в отчаянье думала она, с силой зажмурившись, — пусть это окажется страшным сном... Я даже помирюсь с Беллой, если он закончится».

— Ну что ты, — словно издеваясь, ласково проговорил Лестрейндж, нежно переворачивая ее на спину и тут же резко заламывая назад руки. — Я же тебя не обижу. Разве я могу? Такую слабую, такую маленькую, почти ребенка? — прошептал он Циссе прямо в лицо, жестко целуя ее, словно напоминая: та встреча в коридоре все же была, и забыть ее теперь точно не удастся.

Нарцисса пыталась убедить себя в том, что это происходит не с ней, а с кем-то другим, на грани ее воображения. Но вот уже все ее жалкие попытки здраво мыслить провалились, потому что Рудольфус оторвался от нее и приставил к ее лицу палочку.

— Petrificus Totalus, — уверенно прозвучал его голос. Цисса почувствовала, что не может сопротивляться, бессильно глядя, как Лестрейндж снова наклоняется к ней.

— Нарцисса, — медленно, и очень тихо пошептал он. — Нарцисса, ты ведь все равно будешь моей. Ты сама ко мне придешь, сама... Ты же не хочешь, чтобы мы поссорились? Не хочешь же, правда? — Рудольфус смотрел прямо в расширенные от ужаса зрачки Циссы, и от этого взгляда у нее кружилась голова. — Недели не пройдет, а ты будешь, будешь моей!

Резко встав, Лестрейндж хлестко махнув палочкой, отменил действие заклинания, но Нарцисса лежала неподвижно еще долго после того, как дверь в мужские спальни, глухо хлопнув, закрылась.

***конец первой части***