Судьба начинается там, где вспоминают
прошлое и принимают будущее.
Восход Нового Дня
Мокрый после ливня асфальт ярко блестел и переливался всеми оттенками красного в косых лучах заходящего солнца. Гроза закончилась пару часов назад, но большая часть небосвода всё ещё была затянута тяжёлыми серыми тучами, лишь у самого горизонта виднелся чистый просвет, отливавший сейчас бардовым. Десятки почти идентичных частных домиков, построенных по обе стороны от пустынной в данную минуту дороги со своими кажущимися сейчас особенно зелёными садиками приобретали в удивительно чистом и свежем воздухе какое-то почти омерзительное очарование. Молодой ассистент вёл машину просто отвратительно – сразу чувствовалось, что он не только в журналистике новичок, но ещё и только-только сел за руль. Дело усугубляло и то, что автомобиль был тоже далеко не самым лучшим и успел за свою долгую жизнь проездить куда больше, чем это было предусмотрено производителем.
Рита Скитер ненавидела бывать в маленьких, типично английских городках, подобных этому, которые так и были разбросаны вокруг Лондона. Нет, нельзя сказать, что ей была куда больше по душе шумная столица, но там, по крайней мере, ничто не напоминало ей на каждом шагу обо всех прелестях тихой и спокойной семейной жизни, которых она по воле судьбы и определённых людей оказалась лишена. Но иногда – хоть такое случается и редко – работа приводит её в такие места, а тут уже ничего не поделаешь. Впрочем, сегодня был не такой случай. Сегодня Рита вполне могла со спокойной душой отказаться от кажущейся ей бессмысленной поездки в Литтл-Уингинг за предсказанной её ассистентом сенсацией. Брайан – а именно так звали это молодое недоразумение – буквально на днях переехал жить со своей подружкой в это милейшее до тошноты насквозь маггловское местечко и уже успел, по его словам, раскопать тут нечто такое, что «заставит умы всех читателей Пророка встрепенуться». Признаться, Рите слабо верилось в то, что всё настолько грандиозно, а разум и многолетний опыт работы журналисткой подсказывали ей, что она зря теряет время и нервы, но сердце, к которому она, на самом деле, уже очень давно разучилась прислушиваться, вело её вперёд. В конце концов, торопиться ей было некуда и не к кому, а о нервных клетках, которые не восстанавливаются, с такой жизнью вообще говорить не приходится.
Говорить, в чём заключается обещанная сенсация, Брайан оказывался, заявляя, что она должна всё увидеть сама, и глядя на него, скандально известная журналистка узнавала себя в молодости. Лет так в двадцать пять, уже после того, как её чёртовой жизни был нанесён последний разрушающий удар и она должна была прибегать ко всем средствам, чтобы выжить самой. А ассистенту было всего девятнадцать, он только в прошлом году закончил Хогвартс. Рейвенкло, кажется. Да, из него выйдет со временем совсем не плохой журналист, быть может, даже успешная замена ей самой, когда она, наконец, решит уйти на покой. Если его, конечно, не уберут раньше. Тому, чем занимается публицистика и как писать хорошие статьи, мальчик уже научился, а вот уроки осторожности и выживания жизнь ещё не успела ему преподать. И оставалось только надеяться, что для него они не будут такими жестокими, как в своё время для его прямой начальницы.
– Останови, пожалуйста, – попросила Рита, заметив в паре метров впереди вывеску небольшого магазинчика.
– Но мы ещё не приехали, – возразил ассистент. – Нам на Тисовую улицу, а это улица Магнолий.
– У меня закончились сигареты, и мне наплевать, какой адрес будет у магазина, где я куплю новую пачку.
Возразить на это было уже нечего, и Брайан притормозил у обочины, давая женщине возможность выйти наружу. Причём, первым, во что наступила Рита, вылезая из автомобиля, была громадная лужа, занимавшая добрую половину тротуара, и от промоченных ног её спасли только высокие каблуки. Что ж, этот день не мог закончится удачно, слишком уж он был паршивым, начиная с самого раннего утра. У знаменитой журналистки бывали такие дни, когда она по абсолютно неизвестным причинам начинала вспоминать «старые добрые времена», а также людей, которых она когда-то любила и которые любили её в ответ. Людей, которые от неё ушли, и человека, которого у неё отняли. И обычно для неё это были чёрные дни календаря.
Магазинчик был небольшим, чистеньким и до мозга костей маггловским. Как и всё в этом городке. Нет, Рита никогда не относилась к магглоненавистникам, она даже считала, что они во многих областях жизни значительно опережают магов, но в то же время она, сама выросшая в семье магглорожденных волшебников, всегда была уверена в том, что в любой, даже самой обыкновенной жизни должна быть хоть небольшая толика чуда. Здесь же не было ни малейшей надежды на появление этой самой толики. Это ей и не нравилось. Впрочем, выбор сигарет её вполне устраивал – по крайней мере, здесь продавался тот вид, который она предпочитала курить в такие дни. Расплатившись с продавщицей, женщина вышла наружу, с наслаждением вдохнула прохладный воздух и, щёлкнув зажигалкой, закурила. Она пробежала безразличным взглядом по почти пустой детской площадке, расположенной через дорогу, и уже собиралась направиться к машине, чтобы поскорее уехать отсюда, но тут она заметила нечто, заинтересовавшее её куда больше, чем обещанная Брайаном сенсация. Такая до боли знакомая растрёпанная чёрная макушка сидевшего на скамейке спиной к ней человека.
В голове сразу пронёсся приблизительный подсчёт числа темноволосых растрёпанных англичан, и шанс того, что это именно тот, о ком она подумала, получился равен от силы одной тысячной, но ноги всё равно уже несли её вперёд, а сердце подсказывало, что сейчас она будет вознаграждена за всё, что это её последний шанс исправить что-то. Ассистент, заметив, что она сменила курс, высунулся в открытое окно и позвал её, но она не слышала его голоса, двигаясь словно во сне. Последние багряные лучи заходящего солнца уже догорали, и на городок медленно опускались летние сумерки, в которых детские качели, с которых сейчас периодически падали капли влаги, выглядели немного устрашающе. Песок под ногами был мокрым, и Рита в очередной раз порадовалась, что надела утром туфли на высоком каблуке, хоть и идти в них по такой поверхности было не слишком удобно. В тоненьком летнем платье становилось прохладно, и она искренне пожалела, что не взяла с работы пиджак.
На старой, облупленной скамейке с наполовину ушедшими в землю ножками сидели двое, едва слышно разговаривающие друг с другом. В том из них, что помладше, можно было без особого труда узнать Гарри Поттера, хоть Риту и откровенно изумило то плачевное зрелище, которое представлял собой сейчас герой всея магического мира. Она никогда не замечала, насколько худощав юноша, и уж, конечно, едва ли могла подумать о том, что в свободное от школы время он носит чью-то старую одежду на несколько размеров больше, чем полагается. Впрочем, по сравнению со своим собеседником, он имел прямо-таки цветущий вид, тем более его ярко-зелёные глаза сейчас прямо-таки светились, ярко выделяясь на фоне остальной серости. Второй мужчина был значительно старше, а пусть даже частично смытый недавним дождём слой грязи, покрывавший его даже сейчас привлекательное лицо, изначально чёрные волосы и некогда дорогую и стильную одежду, ещё больше зрительно увеличивал его возраст. Правильные, чисто аристократические, черты лица уродовали отражавшиеся на нём многолетняя усталость и пережитые страдания, но губы всё же были изогнуты в неком подобии улыбки, создававшей впечатление долгожданного луча света в тёмном царстве. Некогда красивого орехового оттенка глаза, теперь потемневшие от лет, прожитых во тьме, теперь снова смотрели на мир, пытаясь увидеть в нём всё самое лучшее, но как всегда натыкаясь на следы своего персонального ада. И всё же каждый раз, когда мужчина смотрел на сидевшего рядом с ним юношу, крепко сжимая своей мозолистой ладонью его ещё почти детскую руку, его взгляд смягчался, и в нём можно было наконец-то увидеть что-то знакомое. Что-то, что относилось к лучшим воспоминаниям юности Риты Скитер.
Разговаривали эти двое между собой очень тихо, и Рите пришлось прислушаться, чтобы различить сами голоса. Голос человека в лохмотьях звучал очень хрипло, к тому же мужчина с явным трудом подбирал слова, как любой другой, кто долгие годы был лишён радости общения с себе подобными. Его молодой собеседник говорил как-то подавленно, устало и неверующе. Вообще, лицо у Гарри Поттера было такое, какое бывает у людей, пытающихся заставить себя поверить в неожиданно свалившееся на них после череды неудач счастье. Да, парень никак не мог поверить в невозможное, но сердце явно подсказывало ему, что это всё-таки правда, как и сердце самой Риты, привёдшее её сюда вопреки здравому смыслу. Женщина сделала шаг вперёд, стараясь ступать как можно более бесшумно, но она задела носком туфли какую-то корягу, конец которой задел старую карусель, тут же сдвинувшуюся с места с тихим скрипом. Сидящие на скамейке синхронно подняли головы и сфокусировали взгляды на нежданной гостье, так бессовестно помешавшей встрече отца и сына после пятнадцатилетней разлуки.
Узнав в далёком восемьдесят первом о смерти Джеймса Поттера, Рита очень долго не могла в это поверить. Да, все факты были на лицо – и разрушенный дом, и осиротевший Гарри, сразу же отправленный к маггловским родственникам, и вроде как найденные мёртвые тела четы Поттеров, и объявленный предателем и посаженный в Азкабан Блэк, и… В общем, Дамблдор вообще многое тогда под шумок сделал. И в это поверили все, в том числе Рита, хоть сердце и подсказывало ей совершенно другое. Слишком уж было много несоответствий и нелогичности в действиях многоуважаемого директора. Например, тот факт, что местонахождение могил Джеймса и Лили так и оставалось на протяжении этих пятнадцати лет загадкой, а также то, что их наследника, родственниками которого вообще-то является добрая половина чистокровных волшебников, отправили на воспитание к каким-то магглам, – всё это попахивало, если не сказать, пованивало каким-то очередным гениальным планом Дамблдора. Но тогда пытаться раскопать что-то было опасно для жизни, а потом найти какие-то следы и улики стало невозможным, да и не до этого было. И Рита, наконец, осталась жизнь с горьким осознанием того, что Джеймс Поттер всё-таки умер в ту роковую ночь Хэллоуина, защищая жену и сына. До этого самого момента, когда она впервые за долгие и долгие годы снова встретилась с ним глазами.
– Джеймс, – тихо-тихо, почти жалобно позвала она в безумной надежде, что он её помнит, не обращая ни малейшего внимания на то, что взгляд Гарри превратился теперь в практически враждебный, и неизвестно, что сдерживало юношу, чтобы не послать ненавистную журналистку по известному адресу.
Мужчина моргнул, и чистота, видневшаяся в его глазах, когда он смотрел на сына, снова пропала, как и узнавание, лишь на мгновение мелькнувшее где-то в глубине. О великая Моргана, что он с тобой сделал, Джеймс?.. Что он сделал с твоей памятью?.. Рита до боли прикусила губу, бросая все свои силы на то, чтобы не заплакать от безысходности. Магия, с помощью которой становилось возможным редактирование памяти, отличалась большой непредсказуемостью, и с ней нужно обходиться очень осторожно, иначе последствия могут быть ужасными. А над памятью Джеймса Поттера явно основательно поработали, причём, не просто стерев определённые воспоминания, а добавив новые, даже, наверное, внушив что-то. Что-то, что могло заставить его все эти долгие годы медленно сходить с ума в своём персональном аду, в полном одиночестве. Ничто другое даже чисто теоретически не могло привести его в такое состояние – в этом Рита была уверена больше, чем во всём, что было смыслом её жизни последние пятнадцать лет. В принципе, она даже догадывалась, что конкретно ему внушили, но вот что он при этом пережил, она просто боялась представить – от ужаса и желания отомстить перехватывало дыхание. А если Рита Скитер хочет кому-то отомстить, то она это сделает в самой жестокой форме. Особенно с учётом того, что в данном случае она знала, кому мстить.
– Джеймс, – с трудом сдерживая стоящие в глазах слёзы, женщина преодолела разделявшие их несколько метров и присела на корточки рядом со скамейкой, осторожно дотрагиваясь до его руки. – Джеймс, это же я.
Кажется, Гарри Поттер что-то говорил, но Рита не слышала этого. Она легонько гладила загрубевшую ладонь сидящего перед ней мужчины, вглядываясь в его одновременно такое знакомое и такое чужое лицо, на котором всё никак не хотело появляться то выражение, которого она так ждала. Узнавание. Джеймс снова закрыл глаза, а потом, спустя добрую минуту открыв их, сделал то, на что она уже и не смела надеяться. Он улыбнулся. Доброй, широкой и открытой улыбкой. Как раньше, до того, как его жизнь разрушил один гениальный манипулятор. И глаза его снова стали чистыми и прозрачными. Пусть и на какие-то доли секунды. Сначала он посмотрел с этой удивительной улыбкой на ничего не понимающего сына, а потом перевёл взгляд на сидящую перед ним женщину.
– Гарри, – всё ещё хрипло, но уже более узнаваемо произнёс он, обнимая юношу и прижимая его к себе, после чего почти нежно погладил пальцы Риты и сжал её ладонь: – Рита. Теперь я вернулся.
И она улыбнулась ему сквозь слёзы в ответ, краем глаза замечая, как на лице Гарри тоже расцветает улыбка. Женщина улыбнулась и ему тоже, словно пытаясь выпросить прощение за причинённое ему когда-то зло. Да, им ещё многое предстоит разъяснить, за многое отчитаться друг перед другом, через очень многое пройти, но теперь, когда судьба наконец-то дала Рите тот самый шанс, о котором она и мечтать и не смела, она знала, что будет бороться до конца.
