It’s better to lose a lover
Than love a loser

Глава 1. О бессрочном отпуске, морских ежах и Википедии

– Дорогие друзья, – едва большой и относительно комфортабельный, но абсолютно переполненный автобус отъехал от аэропорта, в динамиках раздался немного гнусавый голос гида, – добро пожаловать на Крит – самый большой греческий остров и пятый по величине остров в Средиземном море. Его площадь составляет 8 261 км², а протяжённость береговой линии — 1 046 километров. Остров омывается четырьмя морями – Ионическим, Критским, Ливийским и Эгейским. Столица Крита – город Ираклион, население которого составляет почти половину всего населения острова, другими крупными городами являются…

Гарри утомлённо вздохнул. Конечно, одиннадцать часов вечера, несомненно, самое лучшее время для того, чтобы запоминать протяжённость береговой линии Крита и гореть желанием посетить археологические достопримечательности времён минойской цивилизации. И это всё после четырёхчасового перелёта из Лондона, долгого и мучительного отлавливания спортивной сумки с вещами с конвейера и протискивания сквозь толпу в направлении человека, державшего табличку с названием турфирмы. А сейчас именно этот самый человек – признаться, ненамного старше самого Гарри – с упоением рассказывал тщетно пытающимся заснуть туристам обо всех преимуществах курорта, куда они прибыли. Причём, чем дольше он говорил, тем сильнее юноша не мог отделаться от мысли, что где-то он эту информацию и именно в таком порядке уже читал, когда перед отъездом выяснял всё, что только можно о месте, где он намеревался провести ближайший месяц. И, по правде говоря, больше всего объяснения гида напоминали написанное на самой первой Интернет-странице, на которую Поттер наткнулся, когда благодаря более или менее наладившимся отношениям с кузеном открыл для себя компьютер в качестве источника дополнительной информации. Кажется, страница эта называлась «Википедия»  или что-то в этом роде…

Гарри зевнул и с трудом подавил желание потянуться – расстояние между креслами было слишком маленьким, а сидевшая рядом женщина с маленьким ребёнком и так то и дело неодобрительно поглядывала на путешествующего в одиночку худощавого подростка лет восемнадцати. Признаться, он сам никак не мог понять столь пристального интереса к своей скромной персоне. Нет, герою всея магического мира всеобщее внимание было отнюдь не в новинку, но ведь именно от него он бежал, заказывая себе месячный отпуск там, где риск встретить других английских волшебников минимален. В конце концов, до сих пор для большинства знакомых и незнакомых магглов он был просто худым, растрёпанным пареньком в потрёпанной одежде и старых круглых очках. Именно это раньше всегда вызывало неодобрительные и любопытные взгляды случайных встречных, однако сейчас от прежнего Гарри Поттера осталась, пожалуй, только нездоровая худоба, избавиться от которой было значительно тяжелей, чем от всего остального. Проблема с одеждой и очками была решена просто и быстро посредством сотни фунтов и часового пребывания в одном из торговых центров маггловского Лондона, где можно было найти всё, начиная от булочной и заканчивая конторами некоторых туристических фирм, которые юноша тоже посетил. Домой он вернулся в тот день с хорошим настроением, изрядно опустевшим кошельком, несколькими комплектами абсолютно новой одежды и обуви, маленькой коробочкой с контактными линзами, путёвкой на Крит и явным осознанием того, что в ближайшие дни надо посетить Гринготтс ещё раз, чтобы поменять на фунты очередную порцию галлеонов. Что же касается вечно торчавших в разные стороны волос, то от этой «радости» парня избавила сама природа. За время войны шевелюра изрядно отросла, и мельком заглянув в зеркало по возвращении домой после битвы за Хогвартс, Гарри обнаружил себя обладателем прямых чёрных волос длиной почти до плеч, которые было очень удобно собирать в хвост, что он, собственно, и делал.

Дьявольски хотелось спать. Этому вполне естественному желанию, появляющемуся обычно в вечерние часы, способствовали все изрядно утомляющие тяготы путешествия, а также выпитый в самолёте виски, призванный немного успокоить нервы юноши, впервые воспользовавшегося этим видом воздушного транспорта. И признаться, самолёт ему понравился куда больше уже давно знакомых ему магических способов путешествия по воздуху, список которых включал даже полёт на драконе. Впрочем, тот печальный опыт ограбления Гринготтса и последовавшего бегства оттуда Гарри предпочитал без надобности не вспоминать. Как и остальные события, относящиеся к войне, которые всё равно продолжали преследовать его. Поэтому он и уехал из чёртовой Англии, где всё напоминало ему о кошмаре, через который ему пришлось пройти. Он понял, что просто не выдержит груза собственных воспоминаний, ежедневное соприкосновение с местами, где произошло столько плохого; скорбные лица близких людей, которые не могут найти в себе силы залечить нанесённые войной раны; постоянные статьи в прессе о себе любимом, окружающую разруху и всеобщую веру в то, что Мальчик–Который–Выжил непременно вернёт всё на круги своя.

И он попросту сбежал. Пусть трусливо, пусть совсем недостойно гордого звания настоящего гриффиндорца и великого спасителя мира, но юноша настолько устал от всего этого, война со всеми её последствиями настолько вымотала его, что он чувствовал, что просто сломается, если останется в Англии. Ему нужен был отдых, длительный отдых там, где не будет никого из тех, с кем он сталкивается ежедневно на родине. Именно поэтому он до последнего ничего не говорил о своём отъезде даже Рону и Гермионе, зная, что они непременно пожелают составить ему компанию. А Гарри не хотел этого. Как бы сильно он ни был привязан к друзьям и как бы сильно их ни любил, он чувствовал необходимость отдохнуть и от их общества, чтобы хотя бы в течение этого месяца ничего не связывало его со старой жизнью. Если честно, то юноша сказал обо всём друзьям, уже находясь в лондонском аэропорту за полчаса до отлёта в телефонном разговоре с Гермионой. Подруга, конечно, прочитала ему очередную лекцию о его безответственности и явно обиделась, но Гарри было всё равно, о чём он и заявил собеседнице, добавив, что даже самые близкие люди должны иногда отдыхать друг от друга, и назвав её эгоисткой. Последнее было явно лишним, но в тот момент юноша не мог ничего поделать с собой – слишком уж его всё достало.

–…А также опасайтесь морских ежей – они обитают везде, где морское дно каменистое и есть прибрежные скалы, – продолжал вещать голос гида. – Встреча с одним из них может плохо обернуться для вашего здоровья.

Гарри с трудом удержался, чтобы не фыркнуть. Последняя фраза звучала так, как будто вышеупомянутые животные вместо действительных десяти-пятнадцати сантиметров в диаметре размером, как минимум…

– А они большие? – до слуха донёсся приглушённый женский голос с передней части автобуса.

– Их размеры сильно различаются и иногда достигают трёх метров. Таких морских ежей стоит в особенности опасаться, так как ночами они выходят на берег и бродят по территории отеля, так что внимательно следите за своими детьми и не выпускайте их ночью из номера, – ответил на заданный вопрос гид абсолютно серьёзным тоном.

Ну всё, приплыли. Трёхметровые морские ежи. Интересно, что курил гид, чтобы выдать в микрофон такую чушь?.. По автобусу пронеслись смешки тех, кто додумался не принимать сказанное всерьёз, но были явно и такие, кто поверил – это можно было понять, хотя бы обратив внимание на широко раскрытые от ужаса глаза той самой женщины с ребёнком, которая сидела рядом с Гарри. Судя по всему, она реально испугалась за сохранность своего драгоценного чада. В голове мелькнула нехорошая мысль о том, что можно было бы подшутить и устроить товарищам по отдыху, а также обкурившемуся гиду трёхметровых морских ежей с помощью банального Энгоргио, но она была тут же отметена как недостойная благородных гриффиндорских намерений.

На улице уже очень давно было темно, и луна периодически мелькала на небосклоне, то появляясь из-за горных вершин, то снова исчезая. Температурный датчик, установленный в салоне, показывал, что на улице плюс двадцать пять, однако, к счастью, внутри это не чувствовалось благодаря работавшим вовсю кондиционерам. Автобус мягко ехал сквозь ночную жару по уходившей в пустоту дороге, периодически вилявшей из стороны в сторону. Голос гида наконец-то стих, и у Гарри начали слипаться глаза в мягком свете лампочек. После связанных с войной приключений в принципе и последнего бешеного года в частности о каких-либо проблемах, связанных с тем, чтобы заснуть в любой обстановке, говорить уже не приходилось, а кресло автобуса можно было назвать поистине королевской периной по сравнению с некоторыми местами, где ему доводилось спать. Поэтому очень скоро юноша начал проваливаться в сладкую полудрёму. Однако долго пребывать в этом приятном состоянии ему было не суждено. Маленький ребёнок соседки Гарри проснулся и оказался чем-то очень недоволен, о чём не замедлил тут же сообщить остальным пассажирам автобуса своим громким плачем. Женщина, конечно, засуетилась, принялась успокаивать малыша, однако толкового результата это не принесло, и воздух продолжал заполняться звонкими криками, которые разбудили бы, наверное, и мёртвого.  Впрочем, проверять эту догадку на одном слишком уж хорошо знакомом мертвеце, который и так оживал непозволительно большое количество раз, Гарри совсем не хотелось.

Мерлин, ну это же как надо себя не любить, чтобы тащить с собой в отпуск младенца! А ещё больше надо не любить самого несчастного ребёнка и окружающих людей, которым волей-неволей приходится терпеть все перепады настроения «маленького центра вселенной». Нет, Гарри ничего не имел против детей – в конце концов, в своей жизни, а именно в тот её период, когда подросток начинает смотреть на всех, кто младше его хоть на пару лет, свысока, он не встречал их в действительно больших количествах. Но в данную конкретную минуту один конкретный ребёнок очень сильно действовал ему на нервы, а рука невольно тянулась к волшебной палочке, спрятанной в недрах сумки. Что же поделаешь, если за время войны юноша стал гораздо более жестоким, да и арсенал заклятий уже давно не ограничивался уровнем третьего курса, хоть и использовал что-то по-настоящему серьёзное он без особого удовольствия. А сейчас, во время отпуска, он решил свести применение магии до самого минимума и взял с собой палочку чисто на всякий случай. Сказывались годы пребывания в постоянной опасности и приобретённая в результате паранойя.

В общем, час с небольшим, проведённый Гарри в автобусе, приятным было назвать очень трудно. За это время он успел возненавидеть маленького монстра, который постоянно то успокаивался, то снова начинал концерт, а ещё больше – его мамашу, которая не слишком заботилась о том, что её ненаглядный Джонни может кому-то мешать или действовать на нервы. А ещё у него затекли ноги и кошмарно разболелась голова. Поэтому он был искренне счастлив, когда автобус свернул с автомагистрали и через пару десятков метров остановился под зелёной вывеской с названием отеля. То самое заветное сочетание букв, что было отпечатано у него на ваучере. И вправду – обкуренный гид снова подал голос и зачитал список тех, кто выходит на этой остановке, в их числе оказался и Гарри. И – слава Мерлину! – среди тех, кто спустя минут  пять остался стоять на улице, обставленный чемоданами, не было персонального кошмара Поттера на последние полтора часа.

Зевая от усталости и безумной духоты, Гарри закинул сумку на плечо и уныло поплёлся следом за двумя семьями, которым тоже предстояло отдыхать в этом отеле, в направлении освещённого входа. Сейчас ему предстояло пройти процедуру регистрации, а о том, что это такое, он имел очень отдалённое представление. Юноша преодолел двери с фотоэлементами, приветственно открывшиеся перед ним, и попал в довольно крупный продолговатый холл, уставленный мягкими креслами и диванчиками. Играла негромкая музыка, в которой можно было без труда узнать знаменитые хиты восьмидесятых. Свет в некоторых областях помещения был уже частично потушен, царила атмосфера сонливости, которую, впрочем, тут же развеяло прибытие новых гостей. Стоявший за стойкой регистрации очень высокий и очень широкий мужчина, больше напоминавший и по комплекции и по туповатости выражения лица вышибалу, засуетился и принялся доставать разные бумаги из разных ящиков. Минут через пять администратор – или скорее ночной сторож? – вручил Гарри форму регистрации и ручку и на очень ломанном подобии английского попросил вписать туда свои данные, предварительно забрав ваучер и округлив глаза при виде срока пребывания «господина Поттера» в отеле.

Особенно в форме регистрации юноше понравилась графа «профессия». Первой мелькнувшей в воспалённом мозгу мыслью было написать, что он является профессиональным и заслуженным спасителем мира со стажем, но потом Гарри взял себя в руки и вывел скромное «студент». Ещё были определённые сомнения по поводу адреса. На Прайвет-драйв он уже как-то не жил, вариант «Хогвартс, башня Гриффиндора, спальня под крышей, третья кровать от окна» не очень проходил, а особняк по адресу площадь Гриммаулд 12 нельзя было найти ни в одном из маггловских источников. Впрочем,  во всех его документах стоял теперь именно этот адрес, так что проблема быстро была решена. В конце концов, вряд ли кого-то здесь всерьёз интересует, где проживает «господин Поттер» – им что Бейкер-стрит, что площадь Гриммаулд, что Хогвартс… 

Наконец, бланк был отдан администратору и обменян на ключ от комнаты под номером 618, расписанную на два листа информацию об отеле и синюю ленточку, которая ещё месяц будет украшать правое запястье. Честно говоря, у Гарри при первом взгляде на этот отличительный знак туриста, отдыхающего по системе «всё включено», возникла ассоциация с позорным клеймом, но особого выбора не было. Отойдя на пару метров от стойки регистрации, юноша огляделся в поисках указателей на разные номера комнат, но таковых не обнаружилось. Такой же результат принёс осмотр информации об отеле в надежде на наличие карты. В итоге Гарри глубоко вздохнул и предпринял попытку выяснить у администратора, как ему добраться до своей комнаты. Мужчина где-то с минуту усиленно жестикулировал, после чего, увидев, что его не очень понимают, махнул рукой, поднял телефонную трубку и принялся говорить кому-то на том конце что-то очень быстро на своём языке, после чего попросил Гарри немного подождать. Минут через пять в холле появился коренастый и широкоплечий юноша, который заявил, что отведёт гостя в его комнату, а также предложил помочь с багажом, на что он отказался. Этот работник отеля говорил по-английски уже гораздо лучше, но с каким-то очень странным акцентом, напомнившим Гарри о бывшем директоре Дурмстранга Игоре Каркарове.

Гарри очень быстро понял, что без проводника никогда бы не отыскал путь к своей комнате в этом бесконечном лабиринте спусков и подъёмов, лестниц и лифтов, коридоров и тупиков. Наконец, когда, казалось бы, выше подняться уже невозможно, они очутились перед бледно-голубой дверью с заветными цифрами. Работник отеля любезно открыл дверь, вежливо пожелал спокойной ночи и ретировался, быстро смекнув, что чаевые он пока не заслужил. Комната, в которую Гарри попал, была небольшой, но на одного ему этого было вполне достаточно. Просторная ванная комната, широкая кровать, балкон, с которого открывался вид на чернеющее внизу море и огромное количество огоньков города где-то в стороне, висящий напротив кровати телевизор… И на ближайший месяц ничего, что так достало его в родной Англии. В общем, жизнь прекрасна. Иногда.

Глава 3. Об опальных аристократах, стаканах и вредных привычках

Пенси уже полчаса без перерыва мыла коктейльные и пивные стаканы, а их количество всё никак не уменьшалось. Как не уменьшалось и количество туристов, осаждавших барную стойку и неизменно желавших чего-нибудь покрепче, повкуснее и побольше. Главный бармен – грек очень средних лет с очень раздутым чувством патриотизма с замечательным именем Манолис – носился по бару со скоростью Нимбуса 2001, всеми силами пытаясь одновременно выполнить как можно больше заказов, а если у него под рукой не оказывалось чего-то нужного, его ассистентки должны были всенепременно это откуда-то достать. Откуда – это уже были их собственные проблемы, но в их интересах было всегда отыскать это чудное место очень быстро. И вот сейчас вторая ассистентка Манолиса побежала собирать использованные стаканы со столиков, а Пенси с максимальной скоростью мыла партию за партией. И это дело ей уже порядком поднадоело. И дело было даже не в том, что такое количество текучей воды плохо влияло на её ухоженные ногти и кожу рук, и не в том, что ноги устали, спина ныла, а голова болела от громкой музыки, криков детей, периодических указов начальника и тупости напарницы. Каждый из этих факторов по отдельности ещё можно было бы пережить, но все вместе они убивали в девушке всякое желание работать, и она вот уже несколько десятков минут мысленно проклинала всё окружающее, включая сидевшего на одном из стульев около стойки Поттера и своё неожиданно осуществившееся желание немного подработать летом вдали от родной английской депрессии. 

Впрочем, сюда определённо стоило приехать и вытерпеть все мучения хотя бы ради того, чтобы насладиться шокированной физиономией знаменитого спасителя всея магического мира, когда он изволил лицезреть бывшую однокурсницу-слизеринку за стойкой бара в этом милом отеле. О да, его удивление было вполне объяснимо, но то зрелище, которое он собой представлял, было от этого не менее комичным. Сейчас Поттер, как уже упоминалось, сидел около стойки и потягивал из трубочки коктейль милого розоватого оттенка, причём, по его лицу совершенно невозможно было понять, нравится ему эта смесь из рома, бананового ликёра, молока и гренадина или нет. Как казалось самой Пенси, этот коктейль был слишком сладким и к тому же с головой выдавал использование второсортного алкоголя, который покупался для приготовления напитков для клиентов «всё включено». Сидел и, почти не отрываясь, следил за каждым её движением. Выражение глупого удивления уже давно сошло с его лица, которое теперь было абсолютно спокойным и непроницаемым. От пристального взгляда зелёных глаз, которые в кои веки не прятались за дебильными круглыми очками, становилось не по себе, и девушка старалась как можно реже смотреть в его сторону. И всё равно не могла не думать о нём.

Поттер изменился, очень сильно изменился. Теперь в нём не осталось и следа от того лохматого, угловатого мальчишки, с которым она когда-то была на враждующих факультетах, по разные стороны баррикад. И судя по тому, что нигде поблизости не наблюдалось неизменных Уизли и Грейнджер, война изменила его не только внешне. Хотя, наверное, во всей Англии не было человека, кого война не изменила бы. А Поттер… Пожалуй, из всех «светленьких» ему пришлось пережить больше всего. Пенси помнила, что когда всё только начиналось, отец, обсуждая политическую ситуацию с Оливией Забини, как-то вскользь упомянул о том, что Джеймс Поттер показал бы, что есть что в этом мире, если бы узнал, как манипулируют жизнью его сына. Девушка знала, что её родители когда-то общались с отцом Гарри Поттера, но саму её этот гриффиндорец никогда не интересовал. Однако та фраза отца так навсегда и засела в памяти вместе с осознанием того, что, будь сиротой она, быть может, и её бы тоже использовали по полной программе, как Поттера. Интересно, а он сам понимает, что был всего лишь марионеткой в чужих руках?..

В перерыве между двумя стаканами, Пенси буквально на секунду  обернулась, чтобы кинуть быстрый взгляд на часы. До конца действия сервиса «все включено» оставалось полчаса, до конца смены – час. Слава Мерлину! Стаканы  откровенно надоели девушке. Возникало ощущение, что они мстили ей за то, что когда-то давно они с Блейзом насмехались над ними, рассуждая, наполовину полон или наполовину пуст стакан. О, и их месть была жестока!

– Проклятье, – пробормотала Пенси, больно ударившись локтём о край раковины и искренне сожалея о том, что воспитание не позволяло ей использовать выражения покрепче в обществе людей, которые понимают её язык. А здесь по-английски говорили если не все, то уж большинство – это точно.   

Время тянулось невыносимо медленно, и Пенси уже думала, что вот-вот сорвётся на ком-нибудь, когда стрелки часов наконец-то подползли к половине двенадцатого, и она, попрощавшись с коллегами по «рабству», со спокойной душой взяла сумочку и вышла на улицу. Уже давно было темно, молодой месяц еле виднелся из-за горных вершин. Дул ветерок с моря, принося с собой солёный запах и приятную прохладу, которая была прямо-таки глотком жизни после душного, переполненного людьми помещения бара. Девушка заправила прядь светлых вьющихся волос за ухо и вздрогнула после очередного порыва ветра. Форменная рубашка вся промокла от пота и была забрызгана водой и прочими жидкостями, и поэтому её легко могло сейчас продуть. Пенси выпрямила усталую спину и уже начала было путь в гору в направлении своей комнаты, когда обнаружила, что она не одна. Буквально в паре метров позади неё с твёрдым намерением нагнать шёл Гарри Поттер. Девушка замедлила шаг и через пару метров полностью остановилась. Идущий сзади последовал её примеру.

– Поттер, хреновый из тебя шпион, – негромко, но так, чтобы он мог слышать, сказала Пенси, не оборачиваясь. – Впрочем, твоя геройская сущность может быть спокойной – я не собираюсь в качестве успокоения нервов после работы идти и авадить горных козлов.

– Умерь самооценку, Паркинсон, я и не собирался за тобой следить, – Поттер наконец-то поравнялся с ней, на его лице сияла широкая улыбка. – Даже героям, видишь ли, нужен отпуск, во время которого они не будут, ползая по клоакам, отлавливать всяких аморальных типов.

– Золотой мальчик научился острить, – умильным голосом проворковала девушка. – Какая пре-елесть. Вот только убедительно врать у тебя не получается. Расскажи кому-нибудь другому сказочку, что ты просто утомился и идёшь спать.

– А если так?

– Поттер, я отнюдь не наивная идиотка Уизли, которая смотрит на тебя влюблёнными глазами, ничего вокруг не замечая. Ты весь вечер сидел в этом чёртовом баре и не сводил с меня глаз. Ой, молчи уже, – отмахнулась девушка, заметив, что он уже открыл рот, чтобы что-то возразить. – Не пытайся убедить меня, что вид потной, лохматой и грязной «коровы  Паркинсон» – зрелище, достойное любования.

– Удивительно, до чего я дошёл, – фыркнул Поттер, критически осматривая её и беспардонно задерживая взгляд на ненадёжно застёгнутых пуговицах рубашки в области груди, – соглашаюсь со слизеринцами.

– Так что тебе от меня понадобилось, Поттер? Говори, пожалуйста, быстрее, я устала и хочу спать.

Ну конечно, Паркинсон, спать. Девушка с трудом сдержалась, чтобы не фыркнуть. Спать она ляжет в районе трёх, никак не раньше. А до этого времени будет маяться фигнёй у себя в комнате.

– Может быть, я хочу пообщаться с бывшей однокурсницей, которую мне посчастливилось встретить в таком неожиданном месте, – пафосно проговорил Поттер, ухмыляясь ещё шире. Мерлин, да из этого чуда в перьях гриффиндорец, как из Вольдеморта – королева красоты!

– Слушай, Поттер, ты рискуешь своей смазливой мордашкой! Не думаю, что Уизли будет счастлива, когда ты вернёшься к ней с расквашенным носом.

Реакция на это заявление была довольно-таки неожиданной. Поттер рассмеялся. Как-то подозрительно искренне и заразительно. Да уж, ему там, на войне, точно пару мозговых извилин отбили.

– Дорогая Паркинсон, как же ты беспокоишься о моей красоте и личной жизни! Вот только огорчу, я сюда приехал на чёртов месяц, так что мой расквашенный нос будешь лицезреть в первую очередь ты, а не Джинни. Кстати, с чего ты взяла, что я до сих пор с ней встречаюсь, для меня загадка.

– Может быть, с того, что так думает добрая половина волшебного мира? Не без оснований, я полагаю.

– Пусть думают, мне плевать, – пожал плечами юноша. – Вообще, знаешь, забавно слышать о той, кому приписывают все самые страшные смертные грехи, – не без оснований, я полагаю, – что-то об общественном мнении.

– Поттер, тебя когда-нибудь учили не говорить о том, чего ты не знаешь? – злобно прошипела девушка, уловив в его фразе прямое оскорбление.

– Нет, – Поттер подошёл к ней вплотную и практически выплюнул это слово ей в лицо. – Всех, кто мог меня этому научить, убили твои дружки Пожиратели.

Его сильные руки до боли сжимали её плечи, на лице не было написано никаких эмоций, но вот стоило Пенси заглянуть в его глаза, ей стало страшно от того, какая боль и безысходность таилась в глубине этих зелёных омутов. О нет, теперь перед ней был отнюдь не тот беззащитный мальчуган, над которым так любил издеваться Малфой. Где-то в глубине сознания мелькнула мысль, что ему ничего не стоит просто убить её здесь и сейчас, и никто ему за это ничего не сделает. Никого не интересуют судьбы потенциальных тёмных волшебников, опальных аристократов, чья вина состоит только в факультетской принадлежности.

– Поттер, – прошептала она, всеми силами стараясь унять дрожь в голосе и глядя ему прямо в глаза, – моя семья никогда не относилась к последователям Вольдеморта.

Юноша как будто очнулся и моментально отпустил её, отступая на два шага назад и садясь на парапет. И девушка снова поразилась произошедшей в нём перемене. Теперь бывший гриффиндорец выглядел каким-то потерянным.

– Что с тобой случилось, Паркинсон? – после длительного молчания тихо спросил он. – Что ты тут делаешь?

– Тебе принципиально это знать? – скривилась в ответ девушка. Меньше всего ей хотелось рассказывать Поттеру о том, как она дошла до такого унижения.

– Ты сама только что сказала, что нельзя судить о том, чего не знаешь. Так расскажи мне.

– Поттер…

– Чёрт бы тебя побрал, Паркинсон! Неужели ты не понимаешь?.. Семь чёртовых лет я прожил в волшебном мире и все эти семь чёртовых лет мне либо ничего не объясняли вообще, либо нагло лгали, готовя из меня героя, который должен убить одного конкретного красноглазого ублюдка. Мне самому не надо было ничего решать, это делали за меня, и, чёрт побери, это было легче! Теперь красноглазый ублюдок мёртв, мне дали золотую побрякушку  и под званием кавалера Ордена Мерлина Первой Степени выкинули пинком под зад в мир, о котором я ничего не знаю. И я должен как-то жить в этом мире. Теперь уже решать сам за себя. А как решать что-то, не зная правды?

– И ты обращаешься за правдой к бывшей слизеринке?

– А у меня нет выбора. Видишь ли, я уже понял, что от тех, кому верил все эти годы, я правды не дождусь. Они либо сами её не знают, либо считают мою детскую психику слишком слабой для её восприятия.

– А ты не думал, что они могут быть правы? Правда – это такая штука, которая иногда оказывается очень паршивой.

– О да, на фоне красивых лживых слов она выглядит ужасно. Но ты не представляешь, что чувствует человек, когда абсолютно случайно узнаёт что-то такое, что от него скрывали. Это как будто… ведро грязи на голову вылили… и нельзя использовать магию, чтобы очиститься, – Поттер пристально смотрел на неё, прикусив губу. Мерлин, до чего же дошёл этот человек, если он так просто открывает душу той, кого он считает врагом?!

– Поттер, – девушка присела рядом с ним на парапет, – курить будешь?

Парень неуверенно кивнул и с благодарностью принял от неё сигарету. Курил Поттер явно не в первый раз, но всё равно было видно, что он новичок в этом деле.

– Давно куришь? – спросил он через какое-то время.

– С тех пор, как умерла мама, – нехотя ответила девушка. Что ж, раз уж у них тут вечер откровений, то так тому и быть. – То есть, где-то с января.

– Её убили?

– Нет. То есть не совсем. Последние несколько лет она страдала от очень тяжёлой болезни – отец говорил, что это из-за неудачного эксперимента с одним заклинанием, которое подействовало не так, как надо, – мама увлекалась экспериментальной магией. И ей нужно было постоянно пить соответствующие зелья, чтобы поддерживать нормальную жизнь. А когда Вольдеморт захватил власть, – девушка вздохнула, – стало невозможным получать зелье из Мунго, и мама сначала впала в кому, а потом умерла.

– Прости, – пробормотал Поттер. – Мне не стоило спрашивать.

– Да нет, спрашивай. Ты же хотел знать правду. А она состоит в том, что не только ты потерял близких из-за красноглазого ублюдка.

– Я думал, что твоя семья тоже относилась к Пожирателям.

– Все так думают, для всех понятия «слизеринец» и «Пожиратель Смерти» – синонимы. Но… – вместо продолжения фразы девушка закатала рукав рубашки и показала абсолютно чистую, без всяких следом Чёрной Метки, загорелую руку. – Моя семья никогда его не поддерживала – ни в первую войну, ни во вторую. Мы предпочитали держать нейтралитет, а это не нравилось ни вашему Ордену Феникса, ни уж тем более Пожирателям. И не спрашивай меня, откуда я знаю об этом вашем Ордене – ты всё равно не поверишь, что твой отец когда-то дружил с «презренными слизеринцами».

– Поверю. После того, как я узнал, что Дамблдор имел недвусмысленные отношения с Гриндневальдом, меня уже ничего не удивляет, – пожал плечами Поттер. Странно как-то алкоголь действует на его геройский мозг. Ладно, может, не так уж этот разговор и бесполезен, как кажется. – Ну так что там с твоей семьёй?

– Да ничего. То есть ничего хорошего. Во время войны отец забаррикадировал поместье, каким чудом не тронули меня в Хогвартсе, не знаю. Наверное, потому, что Вольдеморт всё-таки надеялся радо или поздно переманить нас на свою сторону – в Англии не так много сильных чистокровных волшебников, чтобы убивать их направо-налево.

– Но война закончилась…

– Закончилась, – хмыкнула Пенси. – Но ты сам только что сказал, что даже вам, победителям, ничего хорошего то, что творится сейчас в Англии, не принесло. А что уж говорить о тех, кто подозревается в пособничестве Его Темнейшеству?..

– То есть ты сбежала сюда от следствия? И бросила отца? Как по-слизерински.

– А ты делаешь выводы, зная лишь половину информации и глупые слухи. Как по-гриффиндорски. Отцу ничего не сделают, – вздохнула девушка. – Нет никаких улик, так что он прекрасно сможет доказать непричастность нашей семьи ко всему этому бедламу, я бы ему только мешала в этом. Вот только на время разбирательства все наши счета в Гринготтсе заморожены, общественное мнение настроено целиком и полностью против всех чистокровных и слизеринцев, не говоря уже о чистокровных слизеринцах, от того, как трясут всех наших, дурно становится. Но знаешь, Поттер, в чём-то ты всё-таки прав. Я действительно сбежала. Но не от закона – я чиста перед ним, – а от себя самой и всего того дурдома, что творится в Англии. Одна знакомая очень удачно предложила поехать на Крит работать в отель, и я согласилась, даже не задумываясь. Вот так я оказалась здесь.

Они какое-то время молчали, докуривая по второй сигарете. Где-то на задворках сознания Пенси мелькнула мысль, что пора бросать, а у неё прямо-таки весь набор вредных привычек, не сочетающийся со званием юной аристократки. Знала бы мама, что её обожаемая дочурка ругается, как сапожник, заливает любую проблему алкоголем, как матрос, и дымит, как паровоз, она бы сквозь землю от стыда провалилась.

– А ты, Поттер? Чего это тебе не сидится на геройских лаврах? Что ты забыл в этом… – Пенси критически осмотрела главный корпус отеля, – чарующем заведении?

– Ты не поверишь, Паркинсон, – юноша потушил сигарету и аккуратно зарыл окурок в землю стоявшего рядом цветочного горшка, – отдыхать приехал. Заплатил денежку, оформил все документы, купил путёвку, собрал чемодан и приехал в отпуск. Даже героям иногда хочется расслабиться.

– Не язви. Ты прекрасно понял, что я имела в виду.

– Да сбежал я, так же как ты. Надоело всё. Хотелось попасть куда-то, где не будет  никого знакомого, узнать, что вообще представляют собой люди. Но, видимо, не судьба. Мир тесен, чтоб его… через левое плечо и двадцать раз об землю.

Интересная штука – жизнь. Сначала она раскидывает людей по разные стороны баррикад, а потом сводит их вместе в одном из сотен тысяч отелей на побережье Средиземного моря. Чёрт его знает, выльется ли эта встреча во что-нибудь в перспективе, но сейчас Гарри это мало беспокоило. Он курил уже третью сигарету и думал, что нужно не забыть будет купить Паркинсон новую пачку завтра… нет, уже сегодня утром. А ещё он думал о том, что с его стороны было очень глупо считать её тупоголовой коровой, помешанной на Малфое и чистоте крови.

Глава 5. О банных процедурах, морской болезни и мужских рубашках

Пенси чувствовала себя человеком. Нет, не сказать, что в остальное время она ассоциировала себя с каким-то представителем мира животных, но обычно ей чего-то недоставало, чтобы по всем параметрам причислить себя к роду людскому. Например, то, что ванна в её комнате была заменена некой пародией на душ, мыться с помощью которого можно было, только согнувшись в три погибели. А сейчас девушка наслаждалась тёплой водой, ароматной пеной, приятным массажем и абсолютным спокойствием, нежась в самой настоящей ванне и чувствуя себя практически дома в лучшие времена. Насколько же всё-таки приятно расслабиться таким образом после тяжёлого рабочего дня и не менее тяжёлого похода на пляж, точнее, возвращения оттуда и подъёма в гору под палящим солнцем с тяжёлым от воды полотенцем и полупустой (полу полной?) бутылкой лимонада, стыренного из одного из баров. Да, видит Мерлин, даже от Поттера всё-таки может быть польза…

Девушка принимала ванну именно в комнате своего бывшего однокурсника, который, уезжая на весь день на экскурсию, любезно дал ей ключи от номера, предоставляя тем самым его в полное её распоряжение. Вообще-то как работник отеля Пенси не имела права здесь находиться и нагло пользоваться удобствами, предназначенными исключительно для гостей отеля, но мысль о том, что кто-то будет ходить и проверять это, казалась ей абсурдной. Главное – не попадаться на глаза никому из персонала и – не дай Мерлин! – начальству, и ничего страшного не случится. Всю последнюю неделю она периодически ходила в комнату номер 618 в гости, и пока ей удавалось оставаться незамеченной, а если это и было не так, то паники по этому поводу никто не поднимал. Наверное, это было банально никому не нужно.

День выдался очень тяжёлым. Сегодня Пенси работала не на своём привычном месте, а заменяла одну из девушек-коллег, у которой по графику стоял выходной, и закончила уже в шесть вечера, вместо привычной половины двенадцатого. С одной стороны, ей нравились такие дни, потому что она из ассистента превращалась в настоящего бармена, работая целый день в одном и том же баре, в одиночку. Там не надо было добрую половину смены проводить за мытьём стаканов и терпеть паршивый характер прямого начальника. С другой стороны, объём работы это никак не уменьшало, даже наоборот. Сейчас был конец июля, самый разгар туристического сезона, и народ, желающий получить прохладительные напитки, тосты на закуску или мороженое, не оставлял молодой барменше ни секунды свободного времени, чтобы вздохнуть или попить самой. Более того, в этом баре отсутствовал кондиционер, что существенно усложняло процесс работы, – было невыносимо жарко, ненавистная униформа прямо-таки прилипала к потной коже, сковывая движения и заставляя мечтать хотя бы о той самой пародии на душ, что была в её комнате.

А ещё, несмотря на загруженность рабочего времени, девушка с удивлением осознавала, что ей одиноко и скучно без почти постоянного присутствия Поттера, к которому она успела привыкнуть и привязаться за то время, что юноша был здесь. Пусть даже у неё стабильно не хватало времени, чтобы поговорить с ним о чём-нибудь, – этим они обычно занимались на пляже, – мысль, что он совсем рядом, сидит и наблюдает за ней, иногда даже принесёт стаканы с ближайших столиков, незримо поддерживала и давала силы пережить очередную смену и не сорваться в конце. Хотя последнее случалось пару раз, и тогда Поттер любезно позволял ей выплакаться ему в жилетку, а потом спаивал за свой счёт и они вместе сидели на парапете, на балконе над бассейном, и курили, пуская дым в ночное небо. Пенси ухмыльнулась, представляя, что сказал бы Блейз, если бы она ему об этом рассказала, – что у неё очень странные представления о романтике. А ей было наплевать, в её мире – давно полетевшем в тартары мире девушки высокого происхождения, которая последние два года чисто по-дружески трахалась с лучшим другом и верила исключительно в силу денег и некоторых видов магии, – понятия романтики не существовало вообще. А даже если бы и существовало, то связывать его с Поттером ей бы и в голову не пришло и даже не потому, что он и сам был таким же. Нет, у того циника, каким стал герой всея магического мира, где-то в самом дальнем и глубоком уголке души ещё сохранилась вера в добро и любовь. Но не в то добро, смысл которого можно найти на дне бутылки, и не в любовь к слизеринке Паркинсон. Долго, слишком долго, ему промывали мозги, чтобы он мог так просто, за неделю с небольшим, начать испытывать что-то большее, нежели простая приязнь, к той, кого он не так давно считал врагом.

Если бы Пенси кто-то спросил, хочет ли она, чтобы Поттер полюбил её, она бы не нашлась с ответом. Если бы Поттер, признался ей в любви открыто, она бы ушла, захлопнув за собой дверь. Если бы от неё потребовалось решить, любит ли она Поттера, она бы сладко улыбнулась и сказала, что она не верит в это «великое светлое чувство». Если бы Поттер открытым текстом предложил ей переспать с ним, она бы заявила, что он слишком много пьёт, и налила бы ему очередную порцию виски. Если бы он при этом поделился мыслью, что хочет поиметь её прямо на барной стойке, она кончила бы на месте. Если бы Поттер сейчас зашёл в ванную своего гостиничного номера и увидел бы, как она мастурбирует, она бы сказала, что думает о нём. И это было бы правдой.

А ещё Пенси знала точно, что её отношение к бывшему гриффиндорцу не изменилось в одночасье. И уж тем более нельзя сказать, что он превратился для неё из врага в друга. Во-первых, Поттер никогда не был для неё врагом, он просто отсутствовал в её жизни. А во-вторых, те отношения, которые медленно и мучительно складывались у них в течение последнего времени, и дружбой-то было назвать нельзя. Так, адекватное общение на уровне совместных походов на пляж и ночного прокуривания денег и здоровья. И всё-таки что-то новое начало формироваться между ними после того инцидента в Превели. Поттер приехал тогда за ней, хотя мог со спокойной совестью не тратить своё время, силы и деньги на такси, а потом ещё, рискуя жизнями обоих, проехать на машине пол-острова, имея лишь очень приблизительные представления об управлении этим видом транспорта, и остаток вечера отпаивать её горячим кофе со слоновьей порцией казённого виски в нём, а спокойно вернуться в отель. Когда Пенси потом пыталась выяснить у него, что заставило его не оставлять её одну, он отмахнулся и пробормотал что-то на тему своей гриффиндорской совести и чувства ответственности за неё, но, должно быть, он и сам слабо верил в это объяснение. Но другого не было, а если и было, то Поттер не хотел его озвучивать, а Пенси – слышать.

  Вода в ванне стала заметно прохладнее, и девушка уже потянулась было за волшебной палочкой, чтобы привычным заклинанием сделать её снова горячей, но тут же одёрнула себя, вспоминая, что она совсем не дома, чтобы растягивать банные процедуры на несколько часов, а палочка вообще-то была оставлена в сумке с остальными вещами, которая валялась где-то на просторах комнаты Поттера. А посему надо закругляться. Нехотя Пенси открыла пробку, выпуская воду из ванны, а сама закрепила душ в специально предназначенное для этого место, которое отсутствовало у неё в комнате, и неспешно помыла голову, после чего смыла с себя остатки пены и вылезла наружу. Плиточный пол был скользким, а ступни девушки – мокрыми, что в совокупности дало вполне логичный, но от этого не менее неприятный результат. Не успела Пенси сделать и двух шагов по направлению к висевшему на противоположной стене полотенцу, как поскользнулась и, громко и нецензурно выражая своё недовольство по этому поводу, полетела на пол. Предварительно ухватившись за стоявшую поблизости вешалку для одежды и, разумеется, увлекая её за собой.

В общем, когда недавно вернувшийся с экскурсии Гарри Поттер, взволнованный шумом в ванной комнате, ворвался внутрь, он имел счастье наблюдать просто потрясающую по своей комичности картину. Надменная аристократка Паркинсон, шипя и матерясь, валялась на мокром полу в обнимку с вешалкой и всеми силами пыталась высвободиться из-под слоя рубашек и футболок хозяина комнаты, которые, собственно, до недавнего времени и находились на этой вешалке. Настроение бывшего гриффиндорца – признаться, довольно-таки паршивое – как-то сразу поднялось, и он, не выдержав, разразился приступом полу-истерического хохота, за что получил по макушке метко брошенной девушкой зажигалкой, очень удачно выпавшей из кармана одной из рубашек. Да, поистине страшна месть обиженной женщины.

– Поттер, – приторно-сладким голосом пропела Пенси, разом прекратившая все попытки скинуть с себя слой рубашек, – может быть, ты прекратишь ржать, как конь, и соизволишь-таки покинуть помещение, чтобы дать мне привести себя в удобоваримый вид? 

– А надо? – невинно поинтересовался юноша. Мерлин, ну как – как?! – этот паршивец оказался на Гриффиндоре? – Может, тебе помочь? – и ухмылка при этом на пол-лица.

– Поттер, тебе говорили, что ты чёртов извращенец?

– Ага, – ухмылка стала ещё шире. – Ты. Только что.

– Ты издеваешься?

– Разумеется.

– Поттер, знаешь, – Пенси откровенно бесил весь идиотизм ситуации и то, что её тело реагировало на это несколько не так, как положено, – я бы с огромнейшим удовольствием ударила тебя. Больно и сильно. Но для этого мне надо встать и одеться, а это я смогу сделать только, когда ты уберёшься отсюда и плотно закроешь за собой дверь.

– Тогда мне уж тем более нет поинта это делать. Кстати, Паркинсон, ты бы хоть заглушающее заклинание на ванную комнату ставила, а то люди хрен знает что подумать могут.

Пенси почувствовала, что краснеет. А этот паршивец всё ухмылялся, наблюдая, как бывшая слизеринка сливается по цвету с волосами его лучшего друга, и, кажется, искренне наслаждался ситуацией.

– Кстати, знаешь, я тебе завидую, – совершенно невозмутимо продолжал Поттер. – Провела день с пользой, совмещала, так сказать, полезное с приятным, – многозначительный взгляд в сторону ванны.

– Ага, спагетти с кетчупом с полётами через половину ванной комнаты без метлы, – фыркнула в ответ Пенси, стараясь игнорировать его последний намёк.

– Спагетти с кетчупом? – юноша удивлённо поднял бровь. Моргана, да он сейчас прямо-таки копия леди Дории Поттер, портрет которой Пенси видела многократно в холле здания гильдии экспериментальной магии, в которую когда-то входила её мать. – Если мне не изменяет память, ты вчера на них жаловалась. И вообще, мне казалось, что ты любишь итальянскую кухню.

– А ещё позавчера и всю прошлую неделю. Я же рассказывала тебе, как нас кормят, – девушка закатила глаза. – И этот кошмар настолько же далёк от итальянской кухни, – в этом можешь мне поверить, я три четверти своей жизни дружу с Блейзом Забини, а он наполовину итальянец! – насколько я далека от поста Министра магии Греции! Кстати, Поттер, как тебе Санторини?

– Спасибо, поблевал, – на лице Поттера появилась гримаса отвращения. – Этим придуркам из турфирм надо предупреждать заранее, что на том корыте, которое они называют скоростным паромом, укачивает даже в полный штиль!

– Ты не говорил, что у тебя морская болезнь.

– Ты думаешь, я об этом знал?! И вообще, сегодня был такой ветер, что на корабле не было, наверное, ни одного человека, который не сблеванул.

Теперь, наконец, настала очередь Пенси подленько хихикать, представляя себе серо-зелёную физиономию бывшего гриффиндорца. Конечно, она знала, что представляет собой паром, на котором перевозят туристов, заплативших бешеные деньги за то, чтобы полюбоваться на описанные гидом в подробностях чудеса острова Санторини, – за полтора месяца работы в отеле она выслушала достаточное количество жалоб от попавших в шторм неудачников. Знала, но у неё даже в мыслях не было сказать об этом Поттеру, когда она узнала, что он намеревается купить эту экскурсию. Во-первых, он не спрашивал. Во-вторых, ссориться с гидом, отгоняя от него клиентов, совсем не хотелось. Достаточно с него недавней встречи с трёхметровым морским ежом ночью на пляже, после которой он навсегда бросил пить и курить, а обеспечившие эту встречу Поттер и Паркинсон два дня не могли без смеха на него смотреть.

– Нет, ну а сам остров-то понравился? – прекратив хихикать, поинтересовалась девушка. Сама она туда не ездила, но, судя по рассказам, это было потрясающее место.

– Ещё бы он не понравился за те деньги, что я заплатил, – отмахнулся Гарри. – Экскурсию реально на совесть провели. В общем, сначала нас повезли…

И Поттер принялся вдохновенно рассказывать о том, как он провёл день, однако посреди своей пламенной речи был прерван совершенно неуместным взрывом хохота собеседницы, которая неожиданно осознала всю абсурдность ситуации, в которой они находятся. Она сама, абсолютно голая, лежит на холодном полу в ванной комнате Поттера, накрытая слоем его грязных рубашек и футболок, обнимает упавшую вешалку для одежды и внимательно слушает рассказ стоящего в дверях хозяина комнаты о его поездке на Санторини, при том, что мысли обоих явно не об этом замечательном острове, о чём очень красноречиво говорит прекрасно заметный бугорок на брюках юноши в том–самом–месте.

– Ай, да ну тебя на фиг, Паркинсон, – отмахнулся Поттера, даже не пытаясь выяснить причину её столь неожиданного веселья. – Вино пить будешь или пойдёшь к себе?

Пенси не ответила, терзаемая ощущением того, что за предложением остаться на какое-то время и просто попить вина скрывается что-то большее, а она ещё не до конца решила, хочется ли ей этого большего. Поттер, видя, что она не очень настроена разговаривать, пожал плечами и вышел из ванной комнаты, плотно закрыв за собой дверь, однако предварительно бросил на неё такой взгляд, что она только сильнее прижалась к вешалке, прогоняя рой непрошенных мыслей и образов. А может ей просто показалось? Может её больное сознание под давлением перевозбуждённого тела выдумало что-то, чего не существует и никогда не существовало? Впрочем, имелся всего один способ это проверить. В любом случае, она была не из тех людей, что отказываются от халявного вина.

…Пенси сжала между пальцами сигарету и выпустила струю дыма навстречу первым лучам восходящего солнца. Остудившийся за ночь воздух приятно холодил разгорячённую кожу, утреннюю тишину нарушал лишь немного отдалённый шум волн и умиротворённое посапывание Поттера, доносившееся со стороны кровати. Юноша спал, практически полностью скинув с себя одеяло, которое ему только мешало, принося абсолютно не нужное тепло, и Пенси поймала себя на том, что любуется его смуглым торсом, сильными руками и мягкими чертами лица, обрамлённого чёрными прядями длинных волос. Девушка по-прежнему не могла сказать, что она чувствует по отношению к Гарри Поттеру, но сейчас она не хотела об этом даже думать. У них будет ещё больше двух недель, чтобы вместе найти ответ на этот вопрос. А сейчас она просто сидела на балконе и курила, встречая рассвет нового дня и кутаясь в рубашку Поттера, приятно пахнущую дорогим одеколоном, морской солью, алкоголем, сигаретным дымом и сексом. Всем тем, что характеризовало их отношения.

Глава 7. О ревности, горах и человеческой глупости

Машину нещадно трясло, и Гарри чуть ли не стукался макушкой о потолок. Грунтовая дорога, лишь на несколько футов вперёд заливаемая слабым светом автомобильных фар, уходила, петляя, всё выше и выше по склону горы. На небосклоне ярко сияли звёзды, но луны не было, поэтому тьма вокруг оставалась непроглядной. С обеих сторон от узкой дороги, по которой они ехали, зияла пропасть, на дне которой изредка можно было увидеть далёкие огни прибрежных городков или горных деревушек. Пенси сидела неестественно прямо и, крепко сжимая ладонь юноши, внимательно вглядывалась в темноту. Она боялась высоты. Впрочем, даже бывший игрок в квиддич Поттер чувствовал себя довольно-таки неуютно, прекрасно осознавая, что, если их водитель допустит хоть малейшую ошибку и машина сорвётся в пропасть, жить им всем останется ровно столько, сколько будет длиться падение. Сидевшие же впереди греки не высказывали ни малейшего беспокойства и, периодически посмеиваясь, разговаривали между собой.

Съездить в горы им предложили двое местных, работавших в автопрокате неподалёку от отеля. Точнее, они предложили это Пенси, с которой состояли в неплохих приятельских отношениях, а девушка в свою очередь взяла с собой Поттера, справедливо рассудив, что с ним поездка будет и безопаснее, и приятнее. Греки сказали, что узнали про одно местечко высоко в горах, откуда видны и северное, и южное побережье острова, и решили съездить туда на разведку, чтобы в перспективе возить туда туристов и получать с этого деньги. Поехали они ночью, потому что, во-первых, днём Пенси работала, а во-вторых, как оказалось, она всегда мечтала встретить восход солнца где-то на вершине горы. Признаться, в первый момент, когда девушка только сказала ему о намечающемся путешествии, Гарри отреагировал не слишком радостно и уже хотел заявить, что хрен он её куда-либо отпустит, тем более в компании двух представителей мужской части местного населения, отличавшейся зашкаливающей любвеобильностью особенно по отношению к светловолосым северянкам. Паркинсон в ответ назвала его пустоголовым идиотом и заявила, что ещё не окончательно сошла с ума, чтобы ехать в одиночку куда-то вместе с малознакомыми мужиками, и поэтому он, Гарри, едет вместе с ней. На это у юноши возражений уже особенно не было – а если и были, то они быстро улетучились. Поттер ухмыльнулся мысли о том, как же быстро снова на поверхность выбралось усердно спрятанное после неприятного опыта в Превели желание ввязаться во что-нибудь необычное и интересное. Что ж, он и сам для себя открыл, что этот новый для него вид приключений, не сопряжённый с опасностью схлопотать Аваду в лоб, приносит ему удовольствие. Спокойная жизнь спокойной жизнью, а разнообразия тоже хочется.

Пытаясь угадать в окружавшей их темноте силуэты горных вершин и сжимая немного дрожащую руку Пенси, Гарри думал о том, что, пожалуй, пускаться в такое путешествие ночью было не самой лучшей идеей. В салоне машины становилось прохладно, а температура снаружи, должно быть, вообще находится где-то в районе классической английской осени.

– Как ты думаешь, мы уже высоко забрались? – тихо произнёс он, пытаясь отвлечь Пенси от её явно не самых радужных мыслей.

– Не знаю, – пожала плечами девушка. – Мне больше интересно, сколько нам осталось ехать. Меня подташнивает от этой дороги.

Да, плохо дело. Хотя ехали они довольно-таки медленно, да и водитель вёл машину как можно более осторожно, горный серпантин брал своё, и слабый вестибулярный аппарат Паркинсон демонстрировал явное недовольство.  У самого Гарри проблем такого характера никогда не возникало – опять-таки опыт игры в квиддич брал своё, – но всё равно чувствовал он себя как-то не слишком комфортно. В голове возникла предательская мысль о том, что он мог бы провести это время с гораздо большей пользой и удовольствием, уединившись с Паркинсон в его комнате в отеле. В конце концов, его отпуск начинал медленно, но верно подходить к своему логическому завершению, и уже через неделю он будет дома, в дождливой Англии. И по правде сказать, он не знал, что вызывало у него большую… нет, не неприязнь, скорее растерянность, – то, что ему снова придётся вернуться в места, с которыми у него связаны столь тяжёлые воспоминания, или то, что на смену Паркинсон и новым знакомым в его жизнь вернутся прежние друзья, вместе с которыми он прошёл, пожалуй, слишком многие испытания. Уезжая, юноша был уверен, что месяца вдали ото всех будет достаточно, чтобы немного прийти в себя и оставить всё плохое, что было в жизни, в прошлом и смело сделать шаг в то будущее, за которое он сражался, но всё оказалось не так просто. Являлась ли первопричиной этого Пенси или нет, Гарри не мог ответить при всём своём желании, но свою роль она явно сыграла, да и это не было самым важным. Куда важнее было решить, хочет ли он, чтобы она в будущем стала частью его жизни или нет. И на принятие этого решения у него оставалось буквально несколько дней.

Казалось, прошла целая вечность, прежде чем из темноты стали появляться очертания крошечной старой церквушки, практически сливавшейся со склоном горы. Гарри казалось удивительным и не совсем реальным, что когда-то давно, когда и машин-то не существовало, да и дорогие не были проложены через горы, местные смогли построить на такой высоте церковь, которая к тому же долгое время беспрерывно функционировала, да и сейчас открывала свои двери в многочисленные праздники, привлекая верующих со всего острова. Наверное, здесь не обошлось без магии, хотя, если честно, юноша слабо представлял, насколько совместимы здесь, в этой стране, столь отличающейся от родной Англии, волшебство и религия. 

– Слава Мерлину, – еле слышно произнесла Пенси, когда она, опираясь на руку Гарри, наконец-то выбралась из автомобиля.

Буквально в нескольких футах от того места, где они припарковались, был обрыв, на дне которого, далеко-далеко внизу, виднелась россыпь золотистых огоньков. Холодный и удивительно свежий воздух действовал отрезвляюще и отгонял малейшее желание спать. Весело переговариваясь между собой, трое молодых людей принялись перетаскивать провиант в небольшую пещерку, куда не так сильно задувал холодный ветер, а Пенси, быстро пришедшая в себя, вовсю руководила их действиями, сидя на уступе скалы на безопасном расстоянии от обрыва и кутаясь в прихваченное из отеля одеяло. Греки, организовавшие эту поездку, по-английски говорили более или менее свободно, однако речь обоих портил кошмарный акцент, из-за которого не всегда можно было достаточно легко понять, что они хотят сказать. Впрочем, к этому недостатку вполне можно было приспособиться, и вскоре все четверо, расположившись вокруг импровизированного костерка и медленно опустошая привезённые снизу запасы крепкого алкоголя, с упоением болтали обо всём на свете, начиная от системы обязательного образования в Англии (о которой и Гарри, и Пенси имели очень приблизительное представление) и заканчивая учениями древнегреческих философов (в которых сами местные начинали разбираться только под градусом).

Высокогорного холода уже практически не чувствовалось, от алкоголя и костра все согрелись окончательно, а вкусное мясо, приготовленное на живом огне, вместе со свежими овощами заполнило голодные желудки. Гарри лениво облокотился на стенку пещеры сзади себя и обнимал непривычно весёлую и довольную жизнью Пенси, наблюдая, как медленно светлеет небо на востоке и гаснут яркие звёзды. И неожиданно это показалось ему удивительно правильным – встречать рассвет где-то на вершине неизвестной горы именно вместе с Паркинсон, а не Джинни или какой-то другой девушкой.  И совершенно не хотелось что-либо менять. Однако идиллия долго продолжаться не могла.

Какой-то подкоркой воспалённого мозга Гарри  начал осознавать, что пока он тут сидел и мечтал непонятно о чём, двое горячих южных парней без дела не сидели, всячески стараясь завоевать внимание единственной в их компании дамы, что им вполне удавалось. Пенси, не обращая ни малейшего внимание на присутствие здесь своего законного любовника, всячески поощряла их знаки внимания и, кажется, целиком и полностью наслаждалась ситуацией. Первые минут десять юноша старательно убеждал себя, что ему глубоко наплевать, с кем там флиртует «эта чёртова слизеринская стерва Паркинсон», но, если честно, он никогда не умел убедительно врать самому себе. Ему не было всё равно. Ему было совсем не всё равно. Будучи, как показала практика, ужаснейшим собственником, Гарри хотел, чтобы его женщина была только его женщиной, а не строила глазки первому встречному. Об этом он и заявил девушке, когда они вышли из пещеры немного размять ноги.

– Прости, что? – любуясь появляющимся из-за гор ещё не очень ярким диском солнца, переспросила Пенси, пропустившая мимо ушей обвинения юноши.

– Ты можешь прекратить это?

– Прекратить что?

– Флиртовать с этими… этими…

– Этими добрыми людьми, которые привезли нас в такую даль и вкусно нас накормили, ты это хотел сказать? – голос девушки стал немного угрожающим.

– Ну да, разумеется, – саркастически фыркнул Гарри. – А ещё эти хорошие люди так и норовят увести у меня мою девушку, которая, судя по поведению, отнюдь не против отдаться им обоим прямо здесь, на этих чёртовых скалах!

Ответом на эти слова ему послужила звонкая пощёчина, сопровождаемая злобным сверканием глаз Пенси.

– Знаешь, Поттер, если для тебя отношения с противоположным полом ограничиваются исключительно постелью, – прошипела девушка, – то это совсем не значит, что для остальных это так же. Но ты, чёртов эгоист и собственник, конечно, не задумывался о том, что наши чрезвычайно романтические свидания в твоей комнате с огромным количеством виски и сигарет отнюдь не являются моим пределом мечтаний. Меня с тобой, чёрт бы тебя побрал, вообще ничего не связывает, и я могу флиртовать, с кем захочу, когда захочу и где захочу.

С этими словами Пенси круто развернулась и ушла обратно к ожидавшим её возвращения грекам, оставляя Гарри одного на краю обрыва. Солнце уже почти взошло и теперь сияло в ярко-голубой вышине  безграничного неба, заливая золотистым светом покрытые редкими деревьями склоны гор. На горизонте, словно груда алмазов, блестела ровная поверхность моря. На самом дне пропасти, похожие на маленькие пластмассовые игрушки, набор которых юноша видел в лондонском магазине для детей, виднелись несколько горных коз, опасливо перебиравшиеся с валуна на валун. Утренняя свежесть начала потихоньку сменяться обычным летним зноем. Но у юноши больше не было настроя наслаждаться шикарными видами. Он стоял на безжизненных камнях где-то посреди неизвестности и, устремив невидящий взгляд вдаль, искренне сожалел о том, что не может прямо сейчас аппарировать подальше от этого места. Откуда-то, словно издалека, раздавался радостный смех, заглушаемый звонкими голосами птичек. Гарри чувствовал себя кинутым. Использованным и кинутым. При всём том, что большую часть жизни они провели, лишь смутно подозревая о существовании друга, Пенси за эти три недели стала для него неотъемлемой частью жизни, без которой всё вокруг стало серым и бессмысленным. Даже после разрыва с Джинни чуть больше года назад он не чувствовал себя настолько опустошённым, а ведь тогда он думал, что по-настоящему любил её. Но Паркинсон… С ней было что-то другое. Да, наверное, всё-таки тоже любовь, но какая-то абсолютно непохожая на то, что он испытывал ранее. Гарри почти до скрипа сжал зубы и еле слышно зарычал. Как же это, чёрт побери, глупо получилось! 

Глупо. Да, пожалуй, это и есть то самое слово, которое характеризует его отношения с Пенси. Они одинаково глупо начались, развивались и закончились. Глупо было рассчитывать на то, что у них может быть совместное будущее, а ещё глупее – вести себя так, как он вёл. Конечно, ей хотелось большего, чем она могла получить от него, ей хотелось чёртовой романтики, а он даже и не подумал, чтобы хотя бы спросить, чего она желает. Эгоист. Самый обыкновенный эгоист и глупец. Гарри сжал кулаки. Очень хотелось пойти и набить морды этим ублюдкам-грекам, из-за которых он поссорился со своей девушкой, запереть их в машине и доказать Паркинсон всеми возможными способами, как много она для него значит.

– Пенси, Пенси, Пенси, – еле слышно, но всё же вслух принялся он повторять её имя. – Что же это такое? Что же делать?

– Ну, например, ты можешь сброситься со скалы, чтобы не портить мне настроение своим кислым видом. Или прекратить строить из себя оскорблённую невинность и идти со мной есть арбуз.

С абсолютно невозмутимым выражением лица Пенси встала рядом с ним и некоторое время просто молчала, любуясь пейзажем.  Гарри ничего не предпринимал, совершенно не зная, как она отреагирует на то или иное его действие, и просто ждал.

– Мерлин, как же здесь красиво, – прошептала девушка, ни к кому конкретно не обращаясь, после чего осторожно прикоснулась к его руке. – Мне даже злиться на тебя здесь не хочется.

– Пенси, – юноша повернулся к ней и нежно провёл пальцем по её щеке. – Я…

– Ох, заткнись, Поттер, – Пенси прервала его и, встав на цыпочки, чмокнула его в губы. – Ты всегда всё портишь, когда начинаешь говорить.

Сначала Гарри хотел обидеться на такое заявление, но вместо этого крепче прижал её к себе и поцеловал уже по-настоящему. Наверное, она права, в такие моменты лучше молчать.