Глава первая.

   Больше всего на свете Вернон Дурсль ненавидел экстрасенсов. Равно как и гадалок, колдунов и всяких других «спиритуитов», как он их называл. Он терпеть не мог фантастику и вообще любые фантазии, предпочитая им железные факты. Ещё в колледже друзья уважительно называли его «Реальный Верн». Услышав, что кто-то говорит, например, о сборище любителей «потустороннего», Вернон мог войти в раж и, с яростью обличая «никчемных шарлатанов», случайно нанести вред и невинному, в сущности, сплетнику. Уже ко второму его курсу слово «магия» стало негласным табу на факультете. Вряд ли это было хоть кому-либо в тягость, поскольку молодые люди, изучающие бизнес и производство, признавали только магию цифр. А ещё лучше – больших цифр. И желательно в денежном эквиваленте.
   У Дурсля была мечта. Большая красивая мечта, родившаяся в тот памятный счастливый день, когда дядя Вилли показал маленькому Верни привезённую из Германии умопомрачительную, шикарную Вещь с труднопроизносимым названием электроперфоратор. С тех пор мальчику стали сниться сверкающие, новенькие, зверски рычащие инструменты, обступающие его со всех сторон. Это были светлые сны, наполняющие юную душу неизъяснимым блаженством. Тяга эта не прошла в школе и в подростковом возрасте. А возмужав, он и вовсе стал замечать за собой тайные страсти при взгляде на то, как очередная дрель в его руках уверенно проделывала очередную дырку в чём-нибудь уже не важном для истории.
   Судьба всегда была благосклонна к Вернону. Закончив колледж, он поступил на службу в престижную фирму, где сделал головокружительную карьеру благодаря своим лидерским качествам. Возможно, некоторую роль сыграла также женитьба на дочери главного управляющего Эванса, высокой, стройной и вообще безупречной Петунье. Как бы то ни было, через год после медового месяца, сложив деньги, ссуженные тестем, наследство от бедного любимого дяди Вилли и собственные сбережения, Вернон Дурсль открыл своё производство. Он начал создавать Дрели! И дрели стали понемногу его обогащать. Дурсли купили уютный дом в тихом зелёном пригороде, хорошую машину и зажили на зависть соседям.
   Словом, что и говорить, этот великолепный во всех отношениях – хотя и несколько полноватый – мужчина был просто баловнем Судьбы. Но та же самая Судьба не была бы названа некоторыми мудрецами злодейкой, если бы всё-таки не подкинула Вернону большую жирную свинью.

   В то свежее сентябрьское утро, когда счастливый муж и предприниматель пил за газетой свой любимый приторно-сладкий кофе, в кухню, шурша занавеской, залетела несуразная пёстрая птица и сбросила на стол большую открытку с яркими движущимися картинками. Вернон сказал птице «брысь!» и вытолкал её в окно, ловко орудуя газетой. Мельком взглянув на послание и отметив про себя «до чего же дошла печатная индустрия», мужчина внезапно заметил насколько Петунья, занятая до этого печеньем, переменилась в лице.
   - Вернон! Ты только не волнуйся, Вернон! Это… - и она замерла, прикрыв узкой ладонью рот.
   - В чём дело, дорогая? – заботливо пробормотал тот, не подозревая какой удар ему придётся пережить с минуты на минуту.
   - Это от Лильен…
   - Открытка от твоей сестры? Интересно… - всё ещё добродушно пропел Дурсль, разворачивая пёстрый буклет.
   Сначала он немного удивился – когда зелёные буквы с ветвящимися завитушками начали складываться в слова прямо у него на глазах:
   «Дорогие Петунья и Вернон! Лили Эванс и Джеймс Поттер имеют честь пригласить вас на своё бракосочетание. Которое состоится 25 сентября в имении Поттеров, Годрикова Лощина, в 15.00».
   Затем Дурсль слегка опешил, поскольку считал себя знатоком экономической географии, но название так и не всплывало в памяти. Поверх зелёных строчек стал медленно вырисовываться золотой купидончик с луком. Создание прицелилось и выстрелило прямо в Вернона. Тот крякнул, выронил открытку на стол и схватился за нос. Когда же купидончик извернулся и послал стрелу прямо в Петунью (она вздрогнула и в ужасе уставилась на мужа), Вернон побагровел и угрожающе зашипел:
   - Эт-то… что за… шутки?!.
   На послании, сверкая чернилами, добавились новые строчки:
   «Что, попались? Это всего лишь маленькое заклинание, чтобы вы могли преодолеть защитный барьер! Никакого дресскода. Мы будем рады видеть вас у себя!».
   В воздухе над письмом материализовался массивный кулон. Петунья всхлипнула. Кулон помедлил немного, и, звякнув в тишине, приземлился на желтоватую бумагу. Под ним образовалась надпись: «Портключ прилагается», и две затейливые подписи придали эпистолярному чуду полную завершённость.
   - П-петунья… - наконец сумел выдавить из себя красный как помидор любитель перфораторов. – Петунь…я!!!
   Это был самый настоящий, первый, грандиозный скандал в мирном семействе. С криками и обвинениями, битьём посуды и истерикой. Когда обе стороны порядком устали и притихли, Вернон понял, что надувательством здесь и не пахнет, поскольку так искусно врать не умеет никто, а Петунья, согласно брачному договору, получила справку о своем полном душевном здоровье (все Дурсли всегда с почтением относились к договорам).
   Ближе к вечеру пара тихо сидела рядышком на диване в гостиной. И жена время от времени всхлипывала, вытирая покрасневший нос белоснежным платком.
   Старательно придерживая руками голову, из которой так и норовила уползти ненавистная информация, Вернон пытался сжиться с новыми фактами своей биографии. Он оказался родственником молодой преуспевающей ведьмы, имеющей блестящий диплом Школы Магического Мастерства и умеющей делать из вредных мышей иголки, полезные в домашнем хозяйстве. На руках у Дурсля оказался ключ, способный мгновенно перенести его в мир недоступный большинству обывателей, и на следующем Вечере выпускников Вернон может смело обличать самого себя в шарлатанстве и возмутительных профанациях...
   А Петунья мысленно взвешивала все «за» и «против», пытаясь решить для себя, говорить ли мужу о войне, которая захлестнула магический мир, и как ей спросить о том, поедут ли они на свадьбу. Муж сам разрешил её сомнения, заявив, наконец, с пламенной страстью в глазах, что пока не готов мириться с действительностью, грубо поправшей его этические нормы. Поэтому будет лучше, если их семья станет жить как прежде, будто никакого волшебства нет и в помине («Хотя бы в помине», - подумала Петунья). Вопрос о путешествии на свадьбу отпал сам собой.
   Наутро, как обычно, Вернон выпил свой кофе и отправился на работу, радуясь, что солнце встало где положено и предметы падают строго вниз, даже не пытаясь зависнуть в воздухе. Петунья достала из бюро простую открытку с синими цветами и написала для Лили вежливый отказ с поздравлениями – всё как положено. Не то чтобы женщина очень любила свою сестру – она всегда ей завидовала, и это чувство не доставляло особой радости – просто Петунья всё всегда делала как положено. В конце письма, не удержавшись, она приписала, что, скорее всего, в ближайшем будущем Лили станет тётей. Петунья была уверена в своей беременности, но никому ещё о ней не сказала, даже Вернон был пока не в курсе. Ей не было известно, зачаровала ли сестра портключ ещё и для отправки писем, но обычно Лильен так и делала. Петунья втайне гордилась тем, что отправлять письма портключом у неё получалось каждый раз, не то, что у матери – той это давалось с большим трудом, несмотря на все успехи Лили в чарах. Значит дело в её, Петуньи, талантах!
   Двадцать пятого, в два пятьдесят, молодая дама заперлась в ванной с письмом и кулоном. Положив серебряную вещицу перед собой на туалетный столик, она стала греть конверт межу ладоней. Подержав его так минут пять, осторожно положила на кулон и отошла в дальний угол. Несколько минут ожидания, тихий хлопок, и конверт исчез вместе с украшением. Петунья удовлетворённо вздохнула.

***
   Новость о своём будущем отцовстве Вернон воспринял с полным восторгом. Он носился с Петуньей по врачам, покупал ей всё, что она захочет, по первому намёку и был просто на седьмом небе от счастья. В тот день, когда врач торжественно подтвердил беременность жены, Дурсль так воодушевился, что вызвонил Мардж с её собачками и устроил в доме большой праздник с шарами, шампанским, огромным тортом и хлопушками. Последние, по мнению Петуньи (она, конечно, этого не сказала), были лишними, потому что собачки всякий раз пугались и визжали, а у самой Петуньи сердце уходило в пятки. Всё нормализовалось, когда она потихоньку заткнула уши берушами.

   Проблемы начались перед самыми родами. Врач сказал, что ребёнок крупный, а конституция роженицы (он так и выразился) не позволяет процессу пройти естественным путём.
   Всё время операции Вернон находился в клинике. Он метался по комнате, в которую его привели две заботливые сиделки, рвал на себе волосы и пил валерьянку стаканами. Валерьянкой его снабжала Мардж - через посыльного, потому что в клинику её с собачками не пускали. Каждая клеточка его мозга разрывалась от плохих предчувствий, а перед глазами вставали самые страшные картины. Когда, наконец, в палату вошёл доктор и сказал, что мать и ребёнок чувствуют себя нормально, Вернон впервые в жизни заплакал. Ещё врач сообщил, что операция оказалась сложной, и пришлось пойти на крайние меры, чтобы спасти пациентку. К сожалению, Петунья больше не сможет иметь детей. Дурсль так мечтал иметь двоих ребятишек! Даже устроил в доме две детские спальни рядышком, чтобы было всё как у них с Мардж... Всё же, он рассудил, что, поскольку с младенцем и Петти всё в порядке, не стоит гневить небеса жалобами. И тут в палату принесли малыша – его Дадли! Он был такой ладный, упитанный, розовый, так деловито посапывал во сне! Просто настоящий Генрих Восьмой! Сиделкам так и не удалось выставить Вернона из комнаты; он всё сидел над сыном, уже не смахивая со щёк слёз радости, пока не привезли Петунью. Тогда он обнял, поздравил и успокоил жену и помчался покупать цветы.

   Весь следующий год семья Дурслей купалась в своём счастье. Хоть Дадли и оказался настоящим маленьким крепеньким террористом, всё в нём только умиляло родителей. Мардж тоже очень привязалась к племяннику. Первый месяц ей пришлось самой с ним нянчиться, ведь Петунья почти не вставала с постели. Но Мардж утверждала, что это гораздо легче, чем воспитать дюжину собак. Собачки, кстати, всё время сновали под ногами. Каждый раз, спотыкаясь об очередного породистого толстяка, Вернон ругался под нос и с нежностью думал, как хорошо, что его Дадлик с ранних дней учится любви к животным. «Магические недоразумения» были забыты, казалось бы, навсегда.

   Но великие потрясения ещё ждали семью Вернона. И обрушились они на невинные головы в День всех святых.

Отредактировано ледиСоль (17-05-2011 18:54:50)

Глава третья.

   Малыш не говорил. Совсем. И не плакал, и не смеялся, что уж там – не улыбнулся даже ни разу с тех пор, как оказался на пороге дома Дурслей. На третий день его показали врачам. Выяснилось, что мальчик нормально слышит и может разговаривать в принципе, но – он молчал. Петунья начала уже отчаиваться: Гарри таял на глазах, день ото дня становился всё рассеяннее и слабее. Он мало ел и, скорее всего, мало спал. Каждый вечер тётя укладывала его в новенькую кровать в его комнате, а каждое утро - находила в гостиной, а ведь она сама вставала рано. Первый раз, увидев Гарри внизу, она испугалась и стала просить мужа сейчас же заказать по телефону ограждение на дверь. Вернон пыхтел всё утро, но ничего не добился: как только он набирал нужный номер, телефон давал сбои. В конце концов, подошла Петунья и сообщила, что в бездонном кошельке внезапно закончились все деньги. Дурсли сошлись на мнении, что, видимо, походы по лестнице для Гарри безопасны.
   По прошествии примерно двух недель, неуютной ночью Петунья долго не могла заснуть. Будильник показывал почти полночь. Она накинула халат и отправилась посмотреть, как там дети. Поднявшись на второй этаж, женщина с удивлением обнаружила племянника, сидящим у входа в комнату Дадли возле открытой настежь двери (Дадли не любил, когда её закрывали). Гарри вцепился в ограждение, с ужасом всматриваясь в темноту коридора, и успокоился только тогда, когда Петунья взяла его на руки. Она отнесла мальчика в его комнату и просидела рядом с ним ещё довольно долго – пока ребёнок не заснул, наконец, и не выпустил её руку. Утром, войдя в его комнату, Петунья с радостью увидела, что он ещё спит. Малыш просто не может заснуть в одиночестве! Теперь ей стало понятно, как ему помочь.

   С тех пор жизнь семьи Дурсль стала входить в более-менее нормальную колею. Днём, пока Петунья занималась домашними делами, мальчики играли на одеяле в гостиной или на лужайке в саду на заднем дворе. Поначалу игры сводились главным образом к тому, что Дадли отнимал все игрушки у брата. Но, поскольку игрушек было много, а Гарри мог довольствоваться и рукой от сломанного робота или колесом от разрушенной машинки, это скоро перестало быть интересным. И Дадли позволил кузену брать игрушки, а сам смотрел, что тот с ними выделывает, не забывая время от времени толкаться и щипаться. Гарри увёртывался или вовсе никак не реагировал на нападения. О, Дадли был очень осторожен и точно рассчитывал силу ударов: с одной стороны, он страшно боялся получить «фирменный мрачный взгляд», с другой – нельзя было ударить в грязь лицом и допустить, чтобы Гарри забыл, кто тут главный.
   У Гарри всё «летало» - машины, кубики и динозавры не только перелетали с место на место, но и делали всевозможные кульбиты в воздухе. Это завораживало. Когда взрослых не было рядом, Дадли хохотал в восторге, глядя на очередное воздушное шоу. Но, как только в поле зрения появлялись мать или отец, хитрец из политических соображений сразу становился преувеличенно серьёзным и при любой возможности пытался изобразить жертву, у которой отняли любимую игрушку. С рыданиями и всеми приличествующими случаю причитаниями. Мать сразу кидалась утешать любимого Дадличку конфетами и сюсюканьем, так что приходилось вырываться из её удушливых объятий. Больше всего Дадли огорчало то, что, как бы он ни старался, братец так и не погладил его при этом ни разу по голове. Ситуация прояснилась, когда как-то, спотыкнувшись о порожек, Дадли разбил коленку – вот тут на его плач Гарри подбежал очень шустро и стал усердно приглаживать кудряшки страдальца. Дадли от потрясения сразу перестал орать – он вдруг понял: чтобы получился столь желанный результат, слёзы должны быть настоящими. К сожалению, настоящих слёз в большинстве случаев взять было негде. Так что мечту о простых немногословных ласках пришлось отложить в долгий ящик.
   Словом, дни Дадли были полны забот. Так что вечерами, когда дети были искупаны, облачены в пижамы и собраны в его спальне, он засыпал сном праведника, как только голова касалась подушки. А Петунья вела Гарри во вторую детскую и долго сидела там, держа малыша за руку, пока он засыпал.
   Через полгода Вернон стал замечать, что снова вполне доволен жизнью. Ну, Гарри молчал – так Дадли шумел за всех. Зато Дурсли обнаружили на днях, что племянник уже хихикает, уворачиваясь от шлепков брата. Скоро выяснилось, что Гарри вообще очень смешливый и живой мальчик. И довольно сообразительный. Только у него получалось занять Дадли чем-нибудь на целый час, чтобы того не было слышно. Например, распутыванием особо заковыристого узла на прыгалках. Сам Гарри при этом сбегал к тёте «помогать», как она выражалась. Брал кухонное полотенце и тёр пол. Петунья умилялась, а потом выбрасывала полотенце в мусорное ведро. Особенно мальчика интересовало мытьё посуды, он явно огорчался, что не доставал пока до мойки. Когда же Дадли обнаруживал, что все его покинули, и оглашал окрестности обиженным криком, Гарри, хитренько хихикнув, убегал его успокаивать.
   Маленький Поттер молчал – и Петунья редко с ним говорила. Они приноровились понимать друг друга без слов. Дурсль же, не теряя терпения, каждый день усердно втолковывал племяннику:
   - Скажи: «Добрый день, дядя Вернон. Как дела, дядя Вернон?», - совал ребёнку пирожок и снова увещевал, - скажи: «Спасибо, дядя Вернон», скажи: «Спасибо», - толку от этого не было никакого, но дядю хотя бы совесть не грызла.

   Тридцать первого июля на День рождения Гарри, когда ему исполнялось два года, гостиная была завалена игрушками. Детей торжественно ввели в комнату. Дадли, помнивший ещё свою гору подарков, был совершенно уверен, что всё это приготовлено лично для него. Он успел так обрадоваться, что, когда игрушки стали предлагать только младшему брату, с Дадли случилась просто грандиозная истерика. Дурсли метались по дому, не зная, как унять такое горе. Неизвестно, чем бы всё обернулось, но ситуацию спас сам Гарри, который сообразил просто отдать всё несчастному жадине - всовывал ему в руки игрушку за игрушкой, а когда руки карапуза уже были заняты, обезьянку пришлось пристроить у него на голове. Дадли ещё долго всхлипывал, обвешанный чужими подарками как рождественская ёлка, а Петунья всё бегала вокруг Гарри и смущённо шептала:
   - Умница, умница! Ты же знаешь, Дадличке надоест с ними играть через пять минут, и ты сможешь делать с ними всё, что захочешь…
   - Боже, это какой-то кошмар, - пыхтел Вернон.
   Единственным, кому понравился этот День рождения, был, наверное, Гарри. Когда праздничный торт был съеден (бОльшая «половина», конечно, досталась Дадли) и всё семейство собралось у камина, наблюдая, как Дадличек ловит магнитных рыбок, Гарри обвёл всех скромным взглядом и чётко так произнёс:
   - Спасибо!..
   - Он… заговорил! Вернон, ты слышал? Он заговорил! – в восторге заверещала Петунья, хватая мужа за рукав.
   - Ну, да… - дядя был польщён, он сразу приписал достижение себе. - А чья школа, а?!
   - Он так всегда говолит, - вдруг заявил Дадли. Но на него, как-то, никто не обратил внимания.

Отредактировано ледиСоль (17-05-2011 19:04:18)

Глава пятая.

   Дурсль держал в доме множество разных электроинструментов. И он, конечно же, мечтал приобщить своего отпрыска к великому таинству закручивания всяческих гаек посредством этих визжащих игрушек. Дадли их боялся дОсмерти. Виду, правда, не подавал – не солидно. Он просто при виде какого-нибудь перфоратора деловито убегал играть в мяч. А Гарри, который всё время болтался поблизости, оставался с расстроенным дядей и его артефактом. Излишне агрессивная совесть не позволяла мальчику ретироваться вслед за братом. И так получилось, что к пяти годам он уже прекрасно мог отличить перфоратор от дрели, переключить реверс и знал, чем следует бурить кирпич, а чем – деревянную планку. Когда Дурсль и Поттер «уединялись» с электрическим монстром, Петунья не хуже самого монстра визжала на весь дом, чтобы Вернон не давал эту гадость ребёнку в руки.
   - Эта "гадость" держит весь дом, - бурчал Вернон в усы и подмигивал племяннику, крепко удерживая дрель, пока Гарри нажимал на «курок».
   Пережив кое-как холодность сына к венцу человеческого прогресса, Вернон решил, что бедный ущербный мальчик ни в чём не виноват и надо бы к нему относиться помягче. Поэтому он не жалел денег на подарки для Дадли, а ежедневные любимые сыном пирожные, привезённые из лучшей кондитерской стали просто святым делом. Между тем, помимо своей воли, Дурсль сильно привязался к племяннику и в тайне уже представлял его в роли своего помощника на производстве. Не умея как следует проявить свои чувства, Вернон даже как-то подсунул Гарри запрещённую шоколадку, за что здорово тогда влетело – сначала Гарри, у которого на лбу рядом с «молнией» образовалась характерная сыпь, а после проведённого Петуньей расследования – и самому Вернону.

   Так как детям было уже по пять лет, их записали в Муниципальную начальную школу. Учительница их класса, чопорная и суховатая мисс Штрассмайер, по непонятным причинам внушала Петунье полное доверие. И первого сентября, с боем напялив на Гарри белую рубашку и снабдив детей цветами, Петунья повела их на первое занятие. Дадли потребовал себе целых три букета (Вернон восхищался щедростью сына). Потом, между прочим, было очень трудно их у него отнять. Но миссис Дурсль, применив весь свой дипломатический талант, сумела обменять букеты на шоколадного зайца.
   Дадли, благодаря натренированным связкам и постоянной готовности защищать свои интересы с помощью силы, вскоре обрёл в классе среди детей большую популярность. Пришлись кстати и советы Гарри: на уроках младший Дурсль вёл себя просто идеально. Впрочем, у мисс Штрассмайер любой бы вёл себя идеально. Она оказалась поборницей строгого порядка и дисциплины и имела милую привычку постукивать тупым концом указки в такт своим выступлениям прямо перед носом особо невнимательных учеников. Дадли сидел в классе с абсолютно ровной спиной и подобострастным выражением на лице и неотрывно глядел учительнице в рот. Все силы уходили на поддержание имиджа прилежного ученика. Так что дома Гарри приходилось переводить брату содержание уроков с штрассмайерского языка на общедоступный. Сам Гарри выезжал скорее на своей природной любознательности. В общем, с учёбой дети справлялись. Высшие баллы мисс Штрассмайер не ставила принципиально, так как имела прискорбное убеждение, что все ученики тупы от природы, но братьям всегда хватало баллов, чтобы не оставаться на второй год.

   Статус-кво был нарушен, когда Дадли и Гарри должны были идти в четвёртый класс. Случилось удивительное: мисс Штрассмайер (о боги, бывают же настолько романтически настроенные джентльмены!) вышла замуж и уехала в Грецию. Директор школы и Родительский комитет были в шоке, ведь до первого сентября оставался всего лишь месяц. Пришлось спешно нанять новую учительницу. Ею оказалась миссис Хафлин, излишне эмоциональная особа либеральных взглядов.
   - Вернон, у неё на голове – розоватое нечто! Эта женщина меня пугает, - жаловалась перед сном Петунья.
   Некоторые родители забрали своих детей из школы. В классе появились новенькие. Уроки стали походить на балаган. Ученикам разрешалось всё. Можно было изучать учебники, сидя на полу. Или рисовать, пристроившись на подоконнике - Берта Кинг и Сара Мартин всё время там что-то рисовали. Бен Стюарт – пел. А Рейчел Ли читала вслух энциклопедию про обитателей морей и океанов, даже если они в этот момент проходили Викторианский период по истории. Дадли был в восторге от новых порядков. Он и Гордон Смит придумали вырезать картинки из учебников и наклеивать их в тетрадь. Миссис Хафлин их так хвалила!.. Поттер снова стал худеть.

   Через две недели после начала учебного года Петунья заглянула к Гарри в спальню, решив удостовериться, хорошо ли тот спит. Гарри в спальне не оказалось. Она подняла страшный шум и прочесала весь дом в его поисках. Поттер обнаружился у Дадли под кроватью, от посторонних глаз он был скрыт свисающей простынёй.
   - Марш к себе! – сказала женщина, когда способность говорить к ней вернулась.
   - Мама, Гарри должен остаться здесь! Я защищаю его от Человека-Молнии!
   - Теперь это буду делать я, - заявила Петунья. Ах, вот ведь досада, вернулись времена, когда племянника опять надо держать за руку перед сном, - Гарри, вылезай, я тебя провожу.
   Однако поутру Поттер был снова обнаружен в «шалаше у Дадли».
   Школьная медсестра выписала им направление в психологический центр.

   Специалист центра был очень внимателен.
   - Ситуация серьёзная, миссис Дурсль. Нам необходимо выяснить причину такого поведения. Вы говорите, что не первый раз обращаетесь за помощью в связи со страхами Гарри?
   - Боюсь, я знаю причину, доктор, - по правде говоря, Петунья была уверена, что ей никогда не придётся беседовать на ЭТУ тему. Пришлось импровизировать. – Гарри было год и три месяца, когда погибли его родители. Он видел смерть своей матери. Маньяк ворвался в их дом и убил бедную Лили у него на глазах. Он мог бы убить и Гарри, но, видимо, не хватило духу погубить невинного ребёнка. Вы заметили - у него шрам на лбу?..
   - Господи, миссис Дурсль, простите! Простите, что заставил вас снова вспоминать об этом… Но то, что вы рассказали очень важно… Надеюсь, этого маньяка поймали?
   - Нет. Чудовищу удалось скрыться, - Петунья сама содрогнулась от своего рассказа, - кто-то ещё может пострадать от рук этого мерзавца, как моя сестра…
   - Ваш племянник – борец! Удивительно, что ему вообще удалось сохранить рассудок после такого. К счастью, маленькие дети приспособляемы. А ваша любовь творит чудеса… - доктор принёс миссис Дурсль стакан воды. – У Гарри своего рода разновидность агорафобии. Агорафобия – это боязнь открытых пространств и скоплений людей. Дословно - «боязнь рынков». Ему не хватает безопасности, дорогая миссис Дурсль. Мы это поправим. Обязательно…

Отредактировано ледиСоль (17-05-2011 19:06:42)

Глава седьмая.

   Отношения Петуньи и Бездонного кошелька были сложными. Она называла про себя этот предмет не иначе как «Безразмерный рождественский носок». Похоже, их мнения о том, что для Гарри будет полезным и нужным слишком часто не совпадали. Хорошо, от гарриных подарков на день рождения они сами давно отказались ради Дадлички, мира и спокойствия в доме. Но почему «Носок» отказывался хотя бы изредка оплачивать парадную одежду для Поттера? Вот, к примеру, тот случай, когда деловой партнёр подарил Вернону билеты в Королевский Оперный Театр для всей семьи? Гарри ведь пришлось оставить с миссис Фигг, потому что приличествующий случаю костюм так и не удалось купить. Даже за свои деньги. Что костюм – и очки эти уродские сменить не получается! Петунья уже давно уверилась, что артефакт позволяет себе слишком много. Он, наверное, считает, что её племяннику подходит исключительно пуританское воспитание… А кого ещё винить? Разве что самого Поттера, которому мероприятия вроде похода в оперу не по душе… Но, нет – он же ещё слишком маленький, чтобы такое устроить?..
Кстати, Дадли опера понравилась. Особенно примадонна. Он весь спектакль так и пялился на неё. Как он потом по секрету рассказывал Гарри – она так громко пела, и у неё был бюст такого внушительного размера, что оторваться было просто невозможно!..

   Осенью приехала погостить Мардж. Привезла с собой лишь трёх собачек, остальных своих бульдогов оставила с соседом, полковником Фабстером. По игривым ноткам, появляющимся в голосе Марджори, когда она говорила о соседе, Вернон сделал вывод, что полковник всё-таки попался в её сети. Даже славным воякам иногда нужен кто-то, кто мог бы держать их в ежовых рукавицах!
   Собаколюбивая тётушка не смогла оставить с Фабстером Викторию – суку на сносях («дело тонкое – мало ли что!»), старого подслеповатого Бака («бедняга боится полковника – у того слишком командный голос!») и своего любимца – молодого Злыдня («о, мой утипусик! у него такое нежное сердце! Полковник приобрёл его для меня в Ирландии!»).
   Гарри приуныл. Не будешь же хватать за хвост Викторию – дело тонкое, мало ли что! А престарелый Бак ещё в прошлый заезд понял, как спасаться – целыми днями «загорал» на крыльце со стороны улицы – где очень-очень много любопытных соседских глаз…
   А Злыдень! Даже если и были моменты, когда толстуха-тётушка не тискала своего протеже, и Гарри удавалось подобраться к собачке поближе - юный бульдог в ответ на поттеровские нападки оставался невозмутим, просто абсолютно непробиваем! Он был спокоен как "Саладин"*. «Философ!» - говорил про него дядя Вернон. Видно, имя ему подобрали с иронией. Гарри и за хвост его дёргал, и за лапы, и кошкой мяукал – Злыдень и ухом не повёл ни разу! Дошло уже до того, что Поттер потерял бдительность и стал приставать к животному у всех на глазах. Дурсли забавлялись, только что ставки не делали на «кто кого раньше достанет».
   Как-то раз, когда все отдыхали после обеда в саду, Гарри предпринял последний отчаянный шаг. Как для себя определил потом Дадли, Поттер решился применить «эти свои штучки».
   Удостоверившись, что взрослые увлечены воспоминаниями и анекдотами из дядиного и тётушки Мардж детства, Гарри приблизился к своей жертве. Встал перед бульдогом на четвереньки и вперился тяжёлым взглядом в его зрачки. Неизвестно, что там Поттер пытался сделать, только колдовства собачья душа не стерпела. Злыдень взвился, зарычал и погнался с лаем за едва успевшим отпрянуть Поттером. Мардж, впервые услышав злобные звуки от своей «утипусечки», так и стояла с раскрытым ртом, взирая на то, как Злыдень гавкает под вишней, приютившей Гарри. Вернон с Петуньей просто загибались от хохота (масла в огонь подбавил ещё и бренди, что они пили за обедом). Дадли только бровью повёл – ему, вообще-то, понравилось, как ловко Гарри вспорхнул на эту вишню…
   Надо ли удивляться, что с тех пор претензии к Поттеру, которые тётушка Мардж хранила в своём сердце, переросли в стойкую неприязнь.

   Весь пятый учебный год был посвящён погоне за баллами. Вернон вбил себе в голову, что мальчики должны получить среднее образование в том самом частном пансионе, где учился он сам. И им нужны были для этого достаточно высокие оценки.
   - Надо думать об этом уже сейчас. Пусть у вас есть ещё два года в запасе, ну, тем проще будет это сделать! – вещал Вернон, вышагивая по гостиной.
   Петунья поджимала губы. Она считала, что Дадличке вредно так напрягаться. Он учился не очень успешно, но, ведь его отец – владелец фирмы – уж как-нибудь поможет устроиться в жизни… Однако высказываться она не торопилась: чтобы твой голос имел вес, надо знать когда его подать! Тем более Петунья не спешила вываливать на голову мужа свои мысли насчёт Гарри – вряд ли племяннику светила учёба в «Вонингсе» - она ещё помнила коричнево-оранжевый свитер и прекрасно понимала, что это значит…
   Гарри с дядей нашли общий язык – мальчик легко согласился помочь исполнить дядину мечту: Вернон составил домашний учебный план для подтягивания Дадли, и Гарри вызвался контролировать его исполнение. Да, Дадлика надо было заставлять учиться. К тому же, чтобы вложить в его голову какие-нибудь знания, надо было суметь найти простые и доступные слова. Поттер умел.
   Сам Гарри тоже особенно не блистал в школе. Скорее всего, потому, что ему всё слишком легко давалось, не всегда было интересно, а подчас – просто откровенно лень. Пытаясь в простых словах объяснить брату учебный материал, он и сам укреплял свои знания, так что в выигрыше в итоге оказались все.

   А ещё через год Вернон, раздуваясь от гордости, отправился записывать сына и племянника в школу «Вонингс». Директор принял Дурсля с распростёртыми объятиями, как старого доброго друга, забрал документы на мальчиков и заверил, что два места в этом славном учебном заведении за его детьми зарезервированы. Чек был выписан, школьные формы заказаны, и Вернон считал себя королём мира… ровно полторы недели. Потому что через десять дней директор «Вонингса» неожиданно позвонил и сообщил, что на счёт школы перевели только половину необходимой суммы. Тем же вечером курьер доставил школьную форму – один экземпляр – размера Дадли.
   Вернон негодовал, объяснения с банком его утомили. Если прибавить к этому то, что он, как любой порядочный бизнесмен, банки вообще терпеть не мог, можно себе представить насколько накалилась атмосфера на кухне, когда Петунье пришлось сказать:
   - Ничего не выйдет, Вернон. «Носок» пуст. Как бы ты не старался, ЕМУ придётся идти по стопам родителей.
   - Его родители в могиле! – взревел Дурсль. – Этого ты хочешь для мальчишки?! – он уже побагровел, но сдаваться, по-видимому, не собирался. – Хорошо, частная школа ему не по карману – пойдёт в «Камеронс». Останется с нами. По крайней мере, нам с тобой не скучно будет…
   - Не пущу Дадличку одного в твой «Вонингс»! – Петунья тоже начала заводиться.
   - Так. Звони Полкиссам. Они будут просто счастливы, если мы сделаем протекцию их, этому - Пирсу.
   - Сравнил, тоже мне! Гарри и Пирс! Кто бы за самим Пирсом присмотрел!
   - Ну, вот что! Хватит капризничать, - Петунья скривила губы, - звони своей подруге, пока я не передумал. Это моё последнее слово. А я завтра же иду в «Хай Камеронс»! Какая там у них форма?..

   Так Гарри записали в ближайшую среднюю дневную школу «Хай Камеронс». Он не понимал, чем это все Дурсли так недовольны, сам он втайне от брата порадовался, что в его жизни всё останется почти по-прежнему. Единственное, что ему самому не нравилось – это форма, сваренная из бывшего пиджака Дадли (Петунья уже устала бороться с бездонным кошельком, надо же, костюмчика лишнего пожалел, а ей - отдувайся!).
   Иногда Гарри мечтал о чём-то необыкновенном, по ночам ему снились полёты и захватывающие дух приключения. Но – одно дело мечты, а в жизни, чаще всего – лучшее враг хорошего. В жизни Гарри предпочитал довольствоваться тем, что предоставляет ему Судьба.

   Если бы он был знаком со своей Судьбой немножечко поближе, возможно, сбежал бы уже на край света с каким-нибудь бродячим цирком…

_________________
   * Для справки: "Саладин" - название английского танка.

Отредактировано ледиСоль (17-05-2011 19:09:17)